Но кое-что я был намерен все же изменить.

Четыре года следования правилам, четыре года, как испытание моего терпения и послушания. Не ходить, не говорить, не … – никакого результата. Довольно. Пора было что-то менять, даже если это рассердит Ксеркса. Все же я далеко не самый слабый мужчина в Империи.

Эта мысль пришла в голову весьма неожиданно на последних неделях пути по пустыне. Песок тихо скрипел под лапами куджанов, перекатываясь пока еще рассыпчатой розово-золотой массой. Мерное покачивание в седле убаюкивало, позволяя мыслям двигаться плавно и так, как им самим хотелось. Не сильно отвлекала даже магия, с помощью которой приходилось охлаждать песок под ногами солдат. Воздушная тропа змеилась по барханам с такой легкостью, словно я и не вел по этой пустыне целый караван, сдерживая обжигающий зной.

Когда на горизонте появились, сперва в виде размытого марева, а затем, становясь все четче, светлые стены города, я принял окончательное решение. Осталось только придумать, с какой стороны подойти к этому вопросу. Так, чтобы урон все же был минимальным и волна, что непременно поднимется, достигнув Ксеркса, успела опасть у подножия трона, не привлекая слишком уж пристального внимания повелителя.

И как правильно подступиться к Дженай.

Это было не то же самое, что общаться с женщинами из гарема или с теми, кто выбрал военную службу. Первые были в основном глупыми существами, единственным преимуществом которых была способность поглощать часть пустынного яда, что скапливался в моем теле, без вреда своему здоровью. Вторые же куда больше походили на мужчин, чем на мою супругу.

Стоило огромным воротам Нам-Кивас распахнуться перед войском, как в голове мелькнула мысль спросить совета у нашей принцессы, старшей дочери Ксеркса, единственной настоящей женщины, с которой можно было разговаривать практически на равных, и открыто. Но и эту идею пришлось тут же отмести. Принцесса не была замужем и давно превратилась из обычной женщины в мудрого правителя, следя за всей Империей вместе с отцом, так что беспокоить ее такими пустяками было бы невежливо. Хотя, может Сафира знает куда больше, чем я думаю. О нашей с Дженай ситуации в том числе. Не просто так же они обмениваются письмами.

А еще следовало как-то выяснить отношение самой Дженай ко всему происходящему. Непростая головоломка. Впрочем, в годы обучения ребусы давались мне довольно легко, стоило ими заняться всерьез. А эта теперь переходила в разряд приоритетных.

Печально вздохнув, радуясь, что мне удастся, наконец, вымыться целиком, и водой, а не песком, как это приходилось делать в походе, я поднял взгляд на дворец. Стены, казалось, пылали в свете заката, но я еще видел и защитные символы, нанесенные на стены. Иногда зной на окраине Стеклянной пустыни становился невыносим настолько, что даже особый камень не мог сдержать его снаружи.

Но на первый взгляд все было в порядке. Символы светились, поддерживая чары. Над плоскими крышами домов и пиками дворца висело марево цветных нитей, по которым вполне можно было определить состояние жителей. И пока все выглядело вполне хорошо. Значит, можно рискнуть и заняться основным вопросом.

**

Проведя ночь среди женщин из гарема, отмокая в воде, избавляя тело от усталости и воздействия враждебной магии пустыни, я все думал, почти не сомкнув глаз до утра, только ближе к рассвету выгнав уставших массажисток прочь. Перед вручением жалования нужно было подремать хоть немного.

Зной накатывал слишком быстро. Солнце едва-едва поднялось над горизонтом, а я уже чувствовал, что воздух прогрелся сильнее, чем вчера к полудню. Это было плохо, так как Дженай, все еще не принявшая мою магию, оставалась очень чувствительной к жаре. Скрипнул зубами, представив насколько княгине будет сложно находиться под палящим солнцем в своих парадных одеяниях. Я решился. Сегодня. Ну, не умрет же она от моих чар, в самом деле? А смотреть, как молодая прекрасная женщина, которая снилась мне ночами, мучается, я просто не мог.