Наши войска, после того как мост был взорван, выбили румын с плацдарма. Но радоваться было ничему: фронт в те июньские дни трещал по швам и катился на восток.

А в кавалерийскую дивизию, где теперь воевал Самойленко, прибыло пополнение из местных жителей – молдаван.

– Приехали на своих длиннохвостых черных лошадях. Все молодые, необученные, – вспоминает Георгий Иванович. – Стрелять никто не умеет, по-русски не понимают. Обуза, а не солдаты.

С такой подмогой обескровленная в первых боях дивизия не могла сдержать противника. Да и пополнение скоро разбежалось по домам.

Только третьего июля после знаменитой речи Сталина Георгий Самойленко, как, впрочем, и многие другие, по-настоящему осознал, что война будет тяжелой и долгой. «Ничего не оставлять врагу», – сказал Сталин. В тот же день Самойленко получил под свою команду двадцать красноармейцев и приказ: «Уничтожать все, что невозможно вывезти в тыл».

Изымали из магазинов в прифронтовой полосе золотые и серебряные изделия, жгли товары, подрывали станки и здания. Однажды сожгли целый мешок денег – надоело таскать его с собой. Война все спишет.

А война шла своим чередом. Каждый день мог стать последним. Ходил с группой в разведку за «языком» – остался жив, выжил в страшном бою 13 июля, когда немцы шли в атаку и орали песни, стреляя из автоматов. Был случай, что Георгия Самойленко спас его конь, не бросивший хозяина.

Но рано или поздно пуля или осколок должны были найти бойца: редко кому в 41-м удавалось воевать больше месяца подряд.

В том бою 14 июля немецкая мина разорвалась почти рядом. Георгий Самойленко только увидел, что командиру эскадрона, лежавшему рядом, размозжило голову, и потерял сознание.

– Очнулся в кузове автомашины, – вспоминает Георгий Иванович. – Рядом раненые, в небе немецкие самолеты кружат, все в дыму и пыли.

Потом был санитарный поезд на Одессу и корабль на Новороссийск. В море их бомбили.

– Помню, как страшно кричали раненые, когда бомба попала в корабль, – рассказал Георгий Самойленко. – Раненые в панике лезли на палубу, некоторые бросались в море.

Наконец госпиталь в Сталинграде, который летом 41-го был глубоким тылом.

После госпиталя Георгий Самойленко, повоевавший пограничником и кавалеристом, чуть было не попал в авиацию. В документах писарь по ошибке написал, что он был заместителем командира эскадрильи.

– На каких типах самолетов летали? – спросил у Самойленко майор в штабе авиационного полка, куда он прибыл из госпиталя по назначению.

– Я не летчик. Был заместителем командира эскадрона, а не эскадрильи.

– Ничего, научим, было бы желание.

Но все же полетать Самойленко не удалось. Всю войну служил в стрелковой дивизии. Вскоре был назначен начальником отдела контрразведки «СМЕРШ» стрелкового полка. Победу встретил в Чехословакии. Потом была еще одна война – на Дальнем Востоке.

Если бы тогда, утром 22 июня 41-го, Георгию Самойленко сказали, что через пять лет он окажется на другом конце земли – в Порт-Артуре – живым и здоровым, начальником разведки 203-й стрелковой дивизии, а позади будут тысячи километров дорог с боями, три ранения, контузия и десятки возможностей погибнуть, он, наверное, не поверил бы в такой «роман».