– У вас всегда такие выражения, знаете ли, «несказанное», «недосказанное. Почему?» – он смотрел на Милу в упор, пытаясь угадать в ее чертах и отблеск светлого огня и холод вечной мерзлоты, которые обычно приписываются нечистой силе. Однако, обнаружить что-либо аномальное, странное, «не от мира сего» в ее лице сегодня он так и не смог. Или она, наконец, смогла это скрыть.

– Мы вас не судим, не мучим, не обманываем. Повторяю, я вам, еще раз, в который раз. Свой вопрос. Вам есть, что нам сказать, я имею в виду, ну, напоследок?

Теперь он сидел на подоконнике, положив ногу на ногу, и слегка свесившись вниз, весь в черном, в который раз бросал на Милу свой странно-одухотворенный пронзительный взгляд из-под пушистых белесых ресниц. Его голос был слегка размеренным, звучал баритонно-бархатно, тихо, красиво.

– Спросить вас? О чем? – Мила неловко поежилась, на секунду задумалась. Она знала, что на сегодняшний вечер был назначен бал, почти точно «бал у сатаны», она также знала, что была совершенно не в состоянии что-либо спросить, как будто бы мозг отключился сам собой, и уже не мог выдавать ничего благоразумного или хотя бы логичного. Собственные мысли были как будто бы выкрадены, заменены, зачеркнуты, одна за одной.

«Хоть бы обнял меня», – подумала Мила, глядя на своего элегантного собеседника, который, казалось, был здесь вне времени и пространства, не торопился, не медлил, поселился как вечный истукан, врос в этот треклятый подоконник, помахивал невидимым черным крылом ей и окружающим. Окружающих, впрочем, не было видно и о их существовании можно было догадаться только по легкому ветерку, трепавшему ее выгоревшие на солнце волосы и монотонное дыхание кого-то справа.

– М-у-у-у, – хотела вдруг сказать Мила, но не решилась, постеснялась.

– О чем спрашивать-то, – продолжала она с некоторой неловкостью.

– О любви и будущем, естественно, – пробубнил черт себе под нос, полез в карман своего твидового пиджака, достал конфету и стал медленно ее разворачивать прямо перед носом у Милы.

«И так ясно, что будет», – подумала Мила и тоскливо оглянулась на очередной порыв ветра, не видно ли кого-нибудь еще поблизости, и есть ли возможность спасения.

– Первый раз вижу alter ego, которое ничего не спрашивает и не просит, – продолжал черт.

– В каком смысле? – выдала из себя Мила, как будто бы снова опомнилась от мрачной отрешенности сна.

– Ну, как, в каком? – рассуждал вслух незнакомый голос. – Удовольствия там разные. Слава, – он слегка зевнул и снова перекинул ногу за ногу, а потом вдруг приосанился, весь выпрямился.

«Заботливый какой», – лихорадочно думала Мила, пытаясь сконцентрироваться. «Все равно ведь задушит, пристукнет. На балу своем так и сделает. Даже не станцует. Пришьет поленом, кровь выпьет, даже не вспомнит».

– Любви хочу, – выдавила из себя Мила неуверенно. – Романа и любви. И сегодня ее и хочу.

– Угу, – слегка оживился черт и заговорил быстрее. – Врешь ты все, не хочешь даже этого.

– Хочу! – Мила привстала, как будто бы почувствовала внутри что-то наподобие огонька, тепла, даже энтузиазма. – Здесь и сейчас хочу!

Она живо почувствовала прилив крови к голове, радужные мысли как будто бы сами врезались ей в мозг, согревая теплом организм, схлопывая и расталкивая таинственные миры бесконечной вселенной внутри.

– Хочу славы, любви и вас, – наконец, выпалила она, на всякий случай прибавив желание «хочу черта», чтобы не обидеть, и, ощущая бурный прилив молодости, вскочила, подпрыгнула и снова села на подоконник.

– А меня-то зачем? – черт округлил глаза как по заказу, прямо выпучил их, даже стал на инопланетянина похож чем-то, правда, на какой-то только момент.