– Убирайтесь, убирайтесь немедленно и больше никогда сюда не приходите. – Женя повысила голос, чего с ней не происходило очень давно, и почувствовала, что сейчас сама разревется. Прошлое нахлынуло и угрожало затопить с головой.
– Послушайте, я не вру, вот же документ. – Вера неловко пыталась сунуть Жене в руки потрепанную бумажку, но та избегала даже соприкосновения с ней, словно та могла передать ей неизлечимую болезнь.
– Убирайтесь вместе со своим чертовым документом! Я не знаю, кто все это устроил, но он за это заплатит. – Женя уже не сдерживала эмоций и громко кричала. Благо звукоизоляция в доме была выше всяких похвал. Она дотащила Веру до двери. Не давая ей возможности обуться и держа за руку, открыла замки и вытолкнула женщину на лестничную клетку.
– Убирайтесь, – еще раз прошипела Женя.
В отличие от растрепанной и совершенно потерявшей самообладание Жени, Вера вдруг стала спокойной и собранной. Она положила бумагу в сумочку и посмотрела Жене прямо в глаза.
– Ваш сын умирает, – спокойно сказала Вера.
– У меня нет сына, – отрезала Женя и прислонилась к косяку.
– Есть. Он сейчас лежит в больнице, и жить ему осталось полгода. Если вы его не спасете.
Женя закрыла глаза. Собралась с силами и сказала то, чего никогда не произносила с той самой кошмарной ночи:
– Нет у меня никакого сына. Девять лет тому назад, восемнадцатого мая, в восемь утра двадцать две минуты я родила дочь.
Спустя полчаса Вера и Женя сидели на белом кожаном диване в холодном стерильном пространстве. Женя говорила без умолку все эти тридцать минут, боялась замолчать, словно, если она хотя бы на минуту сделает паузу в горячечной речи, случится что-то страшное и непоправимое.
Женя просмотрела документ от и до. Все совпадало вплоть до времени рождения. Но этого не могло быть просто потому, что быть не могло.
– Я родила ее в семнадцать лет… – взволнованно вспоминала Женя, и жуткие события той ночи оживали перед глазами.
– Его, – автоматически поправила Вера.
– Его, впрочем, нет, я уверена, что у меня дочь. Даже не сомневалась… Мне только-только исполнилось семнадцать, ночью начались схватки, чувствовала я себя плохо, та женщина в больнице все время на меня кричала, казалось, что я просто ее отвлекаю. Роды были стремительными, ребенка сразу же забрали, она пробормотала, что у меня дочь.
– Возможно, женщина обманула? Вы помните, как звали врача? В каком роддоме вы рожали? Вероятно, можно поднять архивы.
Женя бросила на нее настороженный взгляд.
– Не надо поднимать архивы. Какая у Левы группа крови?
– Вторая, резус-положительный.
Женя даже рассмеялась, несмотря на всю трагичность ситуации.
– У меня тоже.
– Вот видите!
Женя встала и начала нервно мерить шагами пространство, она так побледнела, что почти сливалась с окружающей ее белизной стен и мебели. Чуть повысила голос.
– Да ничего я не вижу! У половины земного шара точно такая же группа и такой же резус. Да, есть мальчик, который родился в то же время и в том же месте, что и моя дочь, но это еще ничего не значит! Я не знаю, почему в документе мое имя. Возможно, это какая-то ошибка.
– Кто еще знает про ребенка? – вдруг прервала поток ее излияний Вера.
Женя остановилась, словно наткнулась на невидимую преграду, бросила взгляд на Веру.
– Никто.
– Как – никто? А ваши родители, а отец ребенка, в конце концов!
– Нет у меня родителей, а у ребенка отца, – отрезала Женя и снова села, подтянула под себя ноги и обхватила их руками. Несмотря на теплую весеннюю ночь, ее начало знобить. Нужно было выставлять гостью и немедленно ложиться спать.
– А где ваши родители? – Робкая хрупкая Вера проявила удивительную настойчивость. У Жени не нашлось сил ей сопротивляться. Ей казалось, что все произошедшее уже давно забыто, в какой-то момент ей даже удалось все вытеснить из памяти и убедить себя, что все это произошло в другой жизни с другим человеком, но не с ней. А сейчас все вернулось вновь и так сильно кровоточило, что Женя оказалась к этому не готовой. У нее дрожали руки, голос, и она боялась, что сейчас просто расплачется. Пора было заканчивать всю эту историю. Что прошло, то прошло. В этом ее убедил психолог. Уговаривал долгие семь лет.