Владимир же имел невероятный успех у подруг матери, обитательниц дома с красными фонарями на входе. Они на нём вымещали своё материнское начало, совмещая с позывами плоти. Его совратили в 12 лет. С годами половая истома приобрела у него болезненный характер, он дня не мог прожить без контакта с женщиной. Контакта – определённого рода, конечно. Он познал всё, что можно было познать с женщинами. Порочность его не знала границ, но чем больше он развращался, тем лакомее становился для представительниц прекрасного пола.


Его определили в хорошую гимназию, однако учился он из рук вон плохо, учёбу не любил, товарищей презирал. Испорченный вконец, он не находил – да и не искал – общих точек соприкосновения с одноклассниками, чувствовал их духовное, интеллектуальное превосходство, не мог перенести этого и по малейшему поводу кидался в драку. Дрался жестоко, пуская в ход всё, что попадалось под руку. Однажды чуть не убил одноклассника, орудуя крышкой, оторванной от парты.


Его едва не отчислили из гимназии. Мать сумела отвести грозу испытанным способом: предложила себя директору. Тот не устоял – Алёна по-прежнему действовала на мужчин, как валерьянка на котов.


Владимира оставили, но это не прибавило ему желания учиться. А вскоре случилась ещё одна драка, потом ещё одна. На директора нажали, он вынужден был расстаться и с отвратительным учеником, и, к великому сожалению, с его прекрасной родительницей.


Деятельная мама тут же начала хлопотать об устройстве трудного чада в другую гимназию, но по учебным заведениям Москвы уже пошёл гулять слушок о паскудном мальчике, который ни во что не ставит преподавателей и гоняет однокорытников почём зря. Получив отказ в нескольких гимназиях и даже в реальных училищах, Алёна призадумалась. Другая бы на её месте опустила руки, но только не она.


«А вот хера вам всем с перекусом!» – мысленно сказала руководителям московского образования Алёна и обратилась к своему постоянному клиенту Семёну Савенко, более известному в определённых кругах как Сова – иван, атаман одной из хитрованских шаек, промышлявшей разбоем и другим попутным ремеслом.


– Да вот хера им всем с перекусом! – сказал неизвестно по чьему адресу Сова и обнадёжил подругу. – Выбирай, Алёна, какую хочешь гимназию – сами пригласят нашего Вовку.


И Вовку действительно пригласили. Вместе с ним в гимназию пришла его громкая слава, с ним предпочитали не связываться, оставили в покое, и он учился в свободном режиме: хотел – приходил в класс, хотел – погуливал. Тем более что Семён принялся натаскивать его на своё дело, как щенка на охоту. Владимиру стукнуло 16, и это был уже законченный тип хитрованца: наглый, не боящийся ни бога, ни чёрта, ни городового.


Война вырвала из рядов шайки атамана. Семён, уходя на фронт, оставил после себя иваном Владимира. Никто не вякнул – Сова умел убеждать. Да и дела отнюдь не пошли вниз – даже потихоньку потянулись в гору. Чему, конечно, в немалой степени поспособствовала война, втянувшая в себя наиболее сильных и бесстрашных обывателей – обороняться от лиходеев стало некому.


Помогала и необыкновенная внешность атамана. Ну кто бы подумал, что этакий ангельский красавец может обмануть, ограбить, изнасиловать. Между тем, Владимир, перед которым охотно распахивались двери богатых вдов, перестарок, солдаток, творил и первое, и второе, и третье. И всякое другое прочее.


Через полгода появился Семён. В ответ на расспросы – откуда да как? – лишь изрекал любимое: «Да вот хера им всем с перекусом!». Старый иван одобрил многообразную деятельность молодого ивана, дальше жизнь покатилась по испытанному руслу.