Я ещё не знал их языка и не знал их обычаев, но с тех пор я был с ними в родстве и они называли меня братом. Я не знал о чём они говорят и внимательно слушал ветер, что шептал мне на своём древнем наречии, переводя их слова в понятные мне символы и образы. Он же, научит меня понимать языки и сигналы людей. Но это случиться позже. А пока я лежу и как щенок, пытаюсь пить молоко матери и больше не боюсь. Я был отбросом и мусором для человека, а стал любимым сыном наследником. Я был никем и мне предрекали смерть, а стал псом, что клыками своими отнимет человеческую жизнь и вырвет сердце любому, кто вознамерится причинить вред беззащитным. Я был заново рождён и вскормлен как пёс и никто уже не поглумится на до мной, ожидая моей кончины и насмехаясь. Я найду тех, кто хотел меня изничтожить и выбросил на погибель и муку. Я вырву сердце тем, кто родив меня отказались от своего дитя самым зверским способом. Я заставлю людей заплатить за свои деяния. Но пока я слаб и немощен – лежу в обличии ребёнка собаки. Я пью её молоко и греюсь в её шерсти. Я буду расти с её детьми и играть будто щенок, кем теперь и являюсь!

Солнце заходило за горизонт и его палящие лучи шли на покой. Вначале я ненавидел его. Ещё бы, оно обожгло меня до костей. Я винил его ибо мои меха не были столь прочными и то и дело, роняя свои накладные уши и хвост, я учился их держать при себе. Моя мать потешалась над тем, как я растерянно ищу их. А мои братья и сестры то и дело игрались моими хвостами, отбирая их и пряча, зарывая в земле. Я на них бесконечно злился и лаял, а они падая на спину и валяясь в грязи, изнемогали от смеха и тешились моими бесконечными попытками подражать им. Да, я скулил безобразно, отчаянно пытаясь доказать, что я пёс. Они уже бегали, а я все ещё ползал. Они перепрыгивали друг через друга, а я лишь учился пытаться ходить. И каждый раз падая, разбивал свои коленки и ломал нос. Тогда моя мать, улыбаясь всем ртом, любя зализывала все мои раны снова и снова. Каждый раз она ваяла из своей шерсти мне новые уши и хвосты, потому что я начал расти. И мне было жаль, что её меха становятся такими скудными.

Все мои братья и сестры уже не нуждались в материнском молоке и жадно обгладывали косточки, найденные на свалке. А я недоноском, таскался за ней требуя кормить меня ежесекундно. Моё тело крепло и развивалось. И вместе с тем я толстел и рос, требуя всё больше жиденькой еды. А мои братья и сестры точили зубы об камни, в то время как я плямкал ртом и просил молочка. Так я рос и все собаки вскоре привыкли, что детёныш человекообразного существа становится все больше похожим на людей, нежели на них. Иногда они скулили от недовольства, опасаясь что люди, которые иногда заглядывают в эти забытые богом края, завидев меня приведут отряд Императорской Армии. Да, в те далёкие времена: дворовых псов отстреливали и изводили другими способами, ибо боялись эпидемий холеры или чумы. Но самой страшно болезнью были не вирусы, а сами люди. Понимая, что они самые беззащитные и жалкие существа в мире, они истребляли многие расы животных и веками господствовали над всем живым. Поэтому чем дальше я рос и становился подобен своим врагам, тем собаки больше меня ненавидели. И только Дана защищала меня от этих нападок. Нет, собаки не беспощадны! Они не желали мне смерти или мучений, как люди. Они лишь боялись, что однажды люди, овладевшие огнестрельным оружием, нападут на них и сдерут их шкуры. Они собирались общинами и обсуждали эти вопросы на собраниях. Что бы защитить себя и своих детей, они готовы были уйти в леса и питаться травой. Но были и те, кто противились мирному существованию и хотели нападать на людские жилища первыми. Отбирая и воруя человеческих детей, они создали первые поселения хьюдогов, куда со временем я и ушёл. Эти псы были воинственными лазутчиками и мстителями. Всех их когда-то избивали люди, называющие себя их хозяевами. Многих забили до смерти. А те кто выжил, бежали сюда и становились армией, что бы охранять границы нашей свалки и наблюдали за порядком в лесах.