Мои пальцы дрожали, а слезы стыда застилали глаза. Я расстегнула застежку на своей юбке, и она упала на пол у моих ног.

– И рубашку тоже, моя дорогая! – приказал Артур. Но я не могла взять в толк, зачем снимать рубашку, если я обнаженная внизу? Если не считать белых трусиков.

– Сними. Рубашку. Сейчас же.

Я медленно стянула с себя рубашку и бросила ее возле юбки. Теперь я стояла перед ним, одетая в дешевый и простенький комплект из белого бюстгальтера и таких же трусиков.

– Вы прекрасно выглядите, дорогая Эрика, – заявил Артур, когда я переминалась с ноги на ногу, продолжая прятать подрагивающий хвостик. – Как человек, который ценит настоящую грацию и красоту, я должен поблагодарить вас за то, что позволяете смотреть на себя. Ваша фигура гораздо более интересна, чем я мог подозревать... И вы полностью сформированная женщина, Эрика. Но сейчас я слишком занят, чтобы любоваться вашей красотой. Я должен проверить вас полностью. Каждый участок вашего прекрасного тела будет осмотрен мной.     

Он встал со стула и обошел меня сзади, чтобы расстегнуть бюстгальтер. Артур позволил ему соскользнуть с груди и упасть на пол. Поскольку груди стали открыты для его взгляда, руки хотели инстинктивно взлететь вверх, чтобы закрыть нежную плоть. Потому что никто, кроме моих родителей, никогда не видел меня обнаженной. 

Но когда я прикрылась, подавляя рыдания и пытаясь не сгореть от обжигающего стыда, моя мама неодобрительно нахмурилась и осторожно покачала головой. И она, и отчим боялись, что я могу обидеть Артура, и они не получат от него денег, либо сумма «кредита» окажется намного ниже. Они, как и я, знали, что меня осматривают не просто так. Не потому, что этот городской красавчик беспокоится обо мне, как о сводной сестренке. Артур осматривал меня, как рабыню, чтобы убедиться, что у меня красивое тело и оно стоит денег. Я чувствовала себя такой же одинокой и беспомощной, какой и чувствует себя рабыня, когда ее выставляют на аукцион. Снимают с нее одежду и стараются продать подороже.

Помню, что я читала в учебниках по истории, как рабынь заставляли раздеваться под страхом быть битыми. И если бы я не сняла свою одежду по собственной воле, мать и отец точно бы избили меня. Можно было не сомневаться. Я знала, что сопротивляться бесполезно, никто не собирается защищать мою честь. Все, что я могла делать – это не мешать Артуру проводить осмотр и надеяться, что моя покорность будет высоко оценена молодым соседом.

После того, как бюстгальтер был снят, Артур внимательно посмотрел на обнаженные груди. Он проводил обследование медленно и неторопливо, старательно делая вид, что не получает от этого удовольствия. Я даже чуть-чуть поверила, что он осматривает меня только для того, чтобы убедиться в исключительном здоровье своей новой работницы.

– Боюсь, нам придется снять трусики, Эрика, – сказал он, пропустив указательный палец под резинку. – Но это будет только один раз, когда вы снимите трусики не для того, чтобы я вас отшлепал. И я обещаю, Эрика, что не буду вас сегодня бить, если вы продолжите вести себя хорошо. А если нет, тогда мне придется одолжить ремень у родителей и отшлепать тебя, моя малышка. И я буду делать это до тех пор, пока ты не будешь готова мне покориться.

Зная, что это не пустая угроза, и что отец охотно пойдет за ремешком, чтобы меня наказали, я старалась не двигаться и даже не плакать. Все равно осмотр состоится, и мне решать, когда это будет – сейчас или после наказания.

Артур сдернул с меня трусики. Белье скользнуло по бедрам, ножкам и упало на лодыжки.