Она была вызывающе громкой, но никто не обратил на нее внимания, а Мышь сделала вид, что подруга ничего не спрашивала. Они, будучи полными противоположностями, магическим образом оставались невидимыми для класса: одна говорила на слишком тихих для них частотах, другая – слишком громких.
Вряд ли хоть один из них помнит, что вчера у нее был День Рождения.
– Вы где шляетесь, 11 «А»?! – в кабинет, как ураган, влетела Классука, – Я вас по всей Клетке ищу!
– Так у нас сейчас здесь ваша химия, але, – спокойно ответил Мажор.
– Какая химия?! Вы должны быть в актовом зале, на собрании! Обязательно для всех выпускников!
– А кто нас сказать об этом должен был? – влезла Давалка. Классука чуть не задохнулась, а Мышь слушала их перепалку, с трудом осознавая смысл произнесенных слов. Собрание? В актовом? Общее? Сейчас? За три… за две двадцать до звонка? Что они успеют за две минуты?
– Кто не придет – не получит диплом! – заявила Классука, и все, ворча, но быстро покидали вещи в рюкзаки и пошли за ней. Мышь встала тоже, но по инерции – она не могла понять. Хвост обвил горло, сдавил сонную артерию. Он всегда так делал, когда что-то шло не по плану.
– А химия?
Но все уже вышли, только Подружка недовольно дышала в спину, подгоняя: она ненавидела школьные мероприятия. Мышь не знала никого, испытывающего обратное, на самом деле.
– Во бли-и-ин… походу, надолго это говно затянется, – вздохнула Подружка. Они зашли в зал вместе с классом и тут же оценили те две вещи, которые оценивает при общих собраниях любой школьник: численность народа в остальных классах и уровень омерзительности презентации на доске. Первое было, как обычно, оценено «немногочисленно и не удивительно», а второе, пока что, «терпимо, но недолго».
– Да ладно… химия же еще.
– Какая химия, братиш? Нам повезет, если после урока отпустят.
– А допы? – жалобно проскулила Мышь.
– У тебя допы, а мне сеструху с работы забирать. И если не я, то это сделает ее обдолбыш, и они вместе покатятся в ближайшую канавку, в обнимку с героином.
Подружка плюхнулась на потрепанный, обитый бордовой тканью стул, нервно дергая себя за колечки в ушах и с неприязнью косясь на Старуху Директрису. На нее многие так смотрели – многие не понимали, что не она, и уж тем более не ее зам, оттирающаяся рядом и шикающая на всех, придумывают идиотские законы, которым подчиняется Клетка.
– Мы рядом сядем?
Мышь с тоской взглянула на Давалку. Она продолжает издеваться? Или мстит Подружке? Неужели теперь придется все мероприятие смотреть, как они лобзаются? Может, проигнорировать ее? Но Давалка не уходила и ждала ответа, неудобно выгнувшись из-за близко расположенных впереди сидений.
– Да пжлста, – фыркнула Подружка, лишив Мышь возможности решать. Спасибо, – Э, нет, Алкаш. Ты вали назад.
– 11КЛАССЫЗАМОЛЧАЛИВСЕ! – прогромыхала Классука тем самым «завуческим» голосом, и на некоторое время в зале действительно повисла тишина. Старуха, не очень уверенно переставляя ноги, подошла к зевающему технику, взяла микрофон и покосилась на него разбегающимися белесыми глазками. Техник лениво нажал кнопку на ноутбуке, и за спиной Старухи появилась засвеченная из окон, переливающаяся всеми цветами радуги надпись:
«ЗДРАВСТВУЙТЕ!»
Мышь заерзала. В зале раздались тихие смешки.
– Здравствуйте, дети! – прошаркала Старуха, чем вызвала еще больше презрения со стороны подростков, – Мы очень рады видеть вас в такой замечательный день!
Мышь вздохнула, глядя, как меняется слайд. Да. Это надолго. А значит – никакой химии. Значит – никаких допов. Значит, она зря сегодня тащилась, зря мучила себя и хвост. Ладно, она хоть отметилась, ей не впарят пропуск… другое дело, что теперь ей нечем будет оправдываться перед другим.