Этаби ещё спал, повернувшись набок, но ночлежка уже оживала: слышался людской гомон, кудахтанье домашней птицы. Масух ждал меня, сидя прямо в пыли у входа во двор ночлежки. Пока я умывался из колодца, парнишка побежал за нашими лошадьми, узнав адрес конюшни. Спустя несколько минут из нашей комнаты появился Этаби, потягиваясь как медведь после спячки.

Мы успели позавтракать, когда появился Масух с лошадьми: парнишка оседла их и вёл на поводе. На мой вопрос, почему не сел в седло, парень опасливо дотронулся до стремян:

– Это плохо!

Разубеждать его не стал: поделившись с Масухом лепёшкой и куском овечьего сыра, попросил хорошо напоить лошадей, неизвестно, когда они попьют снова. К месту засады идти было рано, город только просыпался. За ночлежкой Мунтала был небольшой пустырь, где обычно паслись козы. Масух отвёл туда лошадей, не снимая сёдел.

– Этаби, через час выдвинемся. Ты готов?

– Да, – коротко ответил гигант, пробуя, как выходит его кинжал из ножен. Проблема была ещё в том, что носить оружие в Хаттуше разрешалось только охранникам. Ножи, точнее небольшие кинжалы, пришлось спрятать в складках туник. Разобрав Глок, тщательно почистил его тряпочкой, смоченной в топленом масле. Конечно, не оружейное, но особого выбора у меня не было. Несколько раз передёрнув затвор, остался доволен плавностью хода.

В проулке мы оказались, когда солнце начало подниматься над головами. В этой широте восход и закат были стремительны: только что светило солнце, а через полчаса уже сумерки.

От места нашей засады до величественного храма Шивини и Тушпеа было не больше трёхсот метров. Площадь перед храмом практически была заполнена – хетты сегодня пришли в нарядных одеяниях. Монотонно покачиваясь, они нараспев пели:

– Инанна-нана, Инанна-нана…

На небольшой площадке перед храмом стояла колесница аркава, запряжённая двумя белыми лошадьми. Лошадей под узды держал жрец в белых одеяниях, рядом с ним находилось шестеро стражников. Целая живая цепь стражников образовала квадрат, не подпуская людей к аркаве. Прошло не менее получаса, прежде чем стражники рядом со жрецом оживились. Из недр храма вышло ещё порядка десяти стражников, за которыми шествовали трое жрецов в белых туниках. Они стали по бокам и сзади колесницы-аркавы и вознесли руки к небу. Гнусаво зазвучали духовые инструменты, похожие на трубу и на небольшой площадке перед храмом появилась Ада.

Облачённая в белые одежды с распущенными красными волосами, моя жена казалась не от мира сего.

– Инанна, – выдохнула толпа, опускаясь на колени. Сзади к Аде подошёл седовласый жрец в компании Саленко, что-то говорившего, жестикулируя руками. Стражники выстроились в две шеренги: Ада, ведомая за руку жрецом, взошла в аркаву.

– Инанна! – завопили люди, вставая с колен. Толпа попробовала разорвать цепь стражников, но те не церемонились, отгоняя самых наглых уколами копий в грудь. Саленко пристроился у левого колеса аркавы, седовласый жрец взял поводья в руки, и колесница тронулась, сопровождаемая криками тысяч глоток:

– Инанна! Инанна! Инанна!

Четверо жрецов следовала по бокам, сзади и впереди колесницы, перед ними шестеро стражников расчищали проезд, отгоняя людей ударами копий и плёток.

Людское море расступалось, аркава медленно приближалась к месту засады. Этаби находился в пятидесяти метрах от меня, готовый обрушить стену, как только мы пройдём в сторону Масуха с лошадьми. На выходе из проулка, примерно в ста пятидесяти метрах, нас ждали лошади с человеком Инлала.

Процессия приближалась, я вытащил Глок из-за пазухи и передёрнул затвор. Когда до процессии оставалось тридцать метров, влился в толпу перед процессией. Стражники, разгонявшие зевак, оказались в пяти метрах: шесть выстрелов прозвучали с минимальным интервалом. Не обращая внимания на крики и хаос, возникший после выстрелов, рванул к жене: