– Дамы и господа! Перед вами лотки с тухлыми яйцами! Просьба. Если режиссёр с крыши покажет большим пальцем вниз, тогда вы берёте яйца и бросаете в меня, пока они не кончатся. Для моего же блага, иначе он не будет удовлетворён этой пыткой и придумает что-то серьёзнее. Он же больной. А если он повернёт палец вверх, значит – пощада. И тогда бросание яиц – это уже нарушение конституции театральной площади. Кстати, здесь противозаконно ходить с грустными, как задница бабуина, лицами!

Толпа смеялась. Все ждали вердикта сидящего на крыше режиссёра.

Палец указал вниз, и желающие (их было чертовски много) похватали тухлые яйца и принялись швырять их в Джека. Со стороны это походило на фонтан, струи которого дугой летят к центру. Не для того куры старались на фермах, чтобы их яйцами бросались в артиста; но разговор совершенно не об этом. Абсолютно. Джек повернулся к столбу, чтобы ему не прилетело в лицо, и терпел прижигающие шлепки. Из тысячи яиц цели достигли около ста. На кандалы Джека сел ворон с чернейшим клювом и стал лакомиться яичницей-глазуньей. Хорошо, что глаза целы.

– Дорогие мои, спасибо! – По Джеку текли яйца.

Народ ему аплодировал. Сидящий рядом ворон, похоже, тоже был доволен.


2

– Друзья. Теперь мне нужен перерыв. Я должен буду испражниться. Прошу привести ко мне лилипута.

Иосиф распорядился – к нему прибежал лилипут. Он поставил трап на место. Джеку разрешалось два раза в день делать получасовые перерывы. В кабинете режиссёра плескался телефон. Иосиф, вернувшийся выпить кофе, поднял трубку.

– Что за вакханалия происходит у вас на площади? – это был министр культуры.

Иосиф не напрягался и разговаривал по-приятельски:

– А, это развитие культуры в самом лучшем смысле. И бесплатно, кстати.

Из окна министерства, как заячьи уши, торчали два ботинка. Это министр сложил вашим раскосым взглядом на подоконнике.

– Продолжайте развивать культуру. Мне нравятся всякие странные штуковины. Очень интересно. Я бы с радостью сам погулял по площади, лет пятьсот не видел такого зрелища. Я почему спрашиваю. Мне звонил министр культуры мира и сказал, что до него дошли вести о вашей вакханалии. Я говорю, что не вопрос, сейчас узнаем. Вот, узнал, спасибо, передам ему.

– Вас понял, – ответил Иосиф.

– Люблю работать с профессионалами. Как дела, мой лысый друг?

– Несмотря на мои скошенные волосы вашим раскосым взглядом, приходится блуждать в джунглях невероятнейших курьёзов.

– Недурственно, весьма недурственно. Ну ладно, всего доброго. Главное, чтобы этот артист не призывал сместить царя.

– Такого не произойдёт. Цари уже давно в прошлом.

– И то верно. С тобой, дружище не поспоришь, мать твою.

– Твою мать.

– Нет, твою.

– Твою.

– Вот и поспорили. Блестящий вы персонаж моей биографии, – сказал министр.

– И вам того же.

Министр был, на самом деле, серьёзным человеком. Просто он развлекался во время обеденного перерыва, разбавив кофе-брейк разговором с другом. Человек без юмора менее эффективен в делах. Он причёсывался, как Ретт Батлер и носил красивые недлинные усы, что говорило о его вкусе. Рубашку предпочитал белую в синеватую полоску и большим воротником, а сверху принципиально надевал коричневый вельветовый пиджак. Иногда он покуривал трубку. Но не из-за тяги к курению – он презирал эту привычку – а из-за качества своего портрета. Без трубки он был не так симпатичен – всё равно, что пароход без дымовой трубы – чёрте что.

Тем временем карлик собирал с народа деньги. Их они с Джеком делили на двоих. Проверить честность карлика возможности не было. И навсегда останется загадкой: обманывал ли карлик? Он проложил в толпе великанов коридор, поставил лестницу и сказал: