– Я сама видела, – доносилось из кухни, – какие бывают татуировки. Показывали по телевизору. Но где-то в Азии. А наши мужчины, я думаю, могут прожить и без татуировок.

– Мама, – говорила Вера, присматриваясь к холсту. – Я тебя прошу, не заводись сегодня с рыбой. Завтра я сама все сделаю. Ты же не будешь на ночь ее есть.

– Они всегда ругались с Николаем. – Лиля Александровна говорила намерено громко (к тому же она была глуховата), а пока осторожно, чтобы не хлопнуть дверцей, доставала из холодильника завернутый в газету сверток.

– Нет. – Возражала Вера. – Они хорошо жили. Я не знаю, что у нее было с тем саксофонистом из ресторана. По-видимому, Николай ее зря приревновал. – Вера подумала и решила, в руках у персонажа с картины должен быть именно саксофон.

– К флейтисту. – Уточнила Лиля Александровна, разворачивая газету и высвобождая полиэтиленовый пакет с рыбой. – Я помню, у нас в филармонии всегда были флейтисты.

– Ой, мама. Не путай ресторан с филармонией.

– Я не путаю. Он тогда пришел после ресторана и играл на флейте у нее под окном.

– На саксофоне. – Вера как раз размещала на холсте инструмент. – Представь, как Николай мог флейтой сделать такое сотрясение мозга. – Нет, это был саксофон.

– Флейта. Помнишь, Наташа рассказывала, он год не мог играть на этой флейте, так его тошнило.

– Правильно, сотрясение у него было, но от саксофона. – Вера пока работала спокойно, но тут насторожилась. – Мама, ты что – завелась с рыбой?

– Нет, нет, Верочка. – Лиля Александровна выкладывала рыбу для разделки. – Я иду отдыхать. Но я не понимаю, раз он отсидел, должен быть умнее.

Вера была довольна, мама не стала спорить: – Второй раз совершенно ни за что. Мне Наташа рассказывала. Они его специально посадили. Разве не помнишь эту историю?..

История, действительно, была… Несколько лет тому назад, еще в мирные времена во дворе появился симпатичный круглолицый молодой человек в белых джинсах. Звали его Царевич. Тогда под тополями стоял ладный, накрепко сбитый стол, и вечерами собиралось общество – дружеская компания, перекинуться в карты. Местные молодые люди, знающие друг друга с детства. Неподалеку сидели их жены с детскими колясками. Сейчас компанию разбросало по свету, кто-то спился, а Хаймович, по слухам, готовился стать миллионером. Ох, эти слухи, ставшие деген-дами… А тогда Баламут только вышел после первого лагерного срока, полученного за избитого музыканта и сломанный музыкальный инструмент (скажем так, чтобы никого не обидеть).

Царевича привел во двор Юра Дизельский, по кличке – Дизель, восторженный, чуть глуповатый (это спорно) молодой человек, страстно желающий удивить мир. Дизель гордился, что Царевич – сын Самого (отсюда и Царевич). Дважды в день отец Царевича в бронированном автомобиле пролетал мимо двора, стаей – с двумя черными машинами сопровождения, с сиренами и мигалками. Поди, поди… – несся зычный мегафонный голос. Прохожие разлетались по тротуарам, а кавалькада вжик-вжик неслась вниз, потом вверх, будто растворяясь в воздухе. Магическое великолепие власти. Теперь, по прошествии лет, подведя итог завершенным биографиям, твердо можно сказать, Сам был очень неплохой человек – честный, бескорыстный и прямой (именно так и было), буквально, последний могиканин уходящей эпохи, а тогда, с тротуара, с земли картина выглядела несколько в багровых тонах.

Для начала Дизель с Царевичем раздавили бутылку сухого. Вино купили в магазине, а пили на террасе летнего кафе Айлея, напротив опорного пункта милиции. Любой скажет, употреблять здесь спиртные напитки было неслыханной дерзостью. Дизель корчился, предчувствуя беду, но Царевич забрал бутылку и, не прячась, разлил по стаканам.