А потом я, как ни в чем не бывало, снова стал публиковать стихи. И вот тут уже пошла такая реакция, что и захочешь – не пропустишь. Меня обливали помоями методично, день за днём, привлекая самые удивительные аргументы. Забросив в ньюсгруппу невинный стишок из восьми строк, что-нибудь про белую ночь или осенние листья, я возвращался туда через неделю и находил обрывки тредов:

– Что это за буйная дискуссия о пакте Молотова-Риббентропа и необходимости повсеместной легализации абортов?

– Да это андреевский стих обсуждают. Уже восемьдесят килобайт наговорили. Хочешь, скину архив?

Так я со всеми и познакомился.


# # #


Приглашение на новогодний конвент группы soc.culture.russian я пробовал отклонить, мотивируя тем, что у меня нет тачки. Не вопрос, сказали в ньюсгруппе. Заедем и довезём.

Я долго пытался представить, что скажут мне эти суровые люди при личной встрече. Или дадут пизды без предисловий?

На вид они и в правду оказались суровыми.

– Какое тёмное пиво ты имел в виду в таком-то посте? – спросил самый крупный из них, Роман Костин.

А другой суровый мужик в кожанке спросил, издал ли я книгу. Это было что-то запредельное. Какая-то фантастика вообще! Впоследствии оказалось, что дело именно в фантастике. Тот, который в кожанке, был Петр Воробьёв, один из первых русских киберпанков. Недавно он микроскопическим тиражом издал свой роман «Набла квадрат». Вот он и поинтересовался, как дела у товарища по несчастью.

В общем, все те, кто в Сети наиболее рьяно предлагал резать таких, как я, оказались в реальности замечательными людьми. Зак Май угощал меня травой в Чикаго, когда мне стало совсем тошно от американской жизни. А Юля Фридман и Миша Вербицкий поили меня чаем в Москве, когда тошно стало от жизни московской.

И только Сергея Визнюка я никогда не видел. Но не удивлюсь, если сейчас, когда вы читаете эти строки, он переводит через улицу слепоглухонемую старушку. Люди, которые так весело флеймят, не могут быть плохими. Хотя и хорошими их называть глупо. Они просто вышли за пределы шелухи слов. И прикурили у Будды.


– «Чикаго лежит в снегу,

как…» – Как? Да никак!

Вам же сказали, как.

В снегу. Понятно? В снегу.


– Так даже если в снегу:

«подобно, словно…» – Подобно?

Бессловно и бесподобно,

вот как лежат в снегу.


– Ну, дайте хотя бы деталь:

«вчерашний Sun-Times на панели…»

– Да что вы, совсем охренели?

В снегу ведь! Какая деталь?!


– Но что-то должно быть в снегу!

Там, «лёгкое чувство печали…»

– Печаль? Вы б пошли, полежали

сами-то в этом снегу!


– А память? «Чикагский снег

вдруг напомнил мне Ваши…»

– Ага, кастрюли с-под каши,

поеденный молью креп…


– Так что же, совсем ни гу-гу?!

Представьте хоть! «Там, за окном…»

– Ну-ну, что же там за окном?

– Что-что… Чикаго в снегу!


# # #


Но и английские рыбы в голове уже не давали покоя. Конференция rec.arts.poems с виду мало отличалась от нашей русской. Там заправляли два поляка, Марек и Влод. Они зверски мочили юных западных поэтов. Те, в свою очередь, обучались искусству флейма и мочили в ответ.

У нас на кампусе тусовался один поляк, он всегда садился ко мне спиной в кафе. Потирая руки в предвкушении хорошей разборки, я кинул в rec.arts.poems пяток своих хайку на русском и английском. И стал ждать, когда поляки припомнят мне Пражскую весну и прочее небо над Берлином.

А нифига! Сетевые поляки приветствовали с уважением. Один пошутил насчёт русских женщин, другой выкатил несколько своих хайку. И оба дали мне адрес японской рассылки Shiki Haiku Salon.

Там меня ожидал ещё более тёплый приём. Это было совсем странно – рассылка-то международная. Ну ладно, американцы не рубят в поэзии. Но англичане, французы, японцы?! Они со мной советовались по поводу японской поэзии!