– Они никогда, слышишь, никогда тебе ничего не сделают. Только хорохорятся. Не думаю, что кто-то не любит тебя настолько, чтобы нанять убийцу-варвара, – попытался подбодрить юношу Дэнлир.

– Да знаю я! – пискнул тот и медленно шумно выдохнул. – Стремные они просто. Сука, какие стремные. И пялится он на тебя… Глаза волчьи… Взгляд волчий. Будто каждую кость уже твою обглодал.

Дэнлиру не надо было поворачиваться, чтобы знать, что молодой человек поежился.

– Ну, это не самые страшные глаза на свете.

– Опять про жену свою шутить будешь? – невесело спросил Питио.

Старший стражник обернулся на понурую фигуру, а потом вновь повернул голову вперед. Некоторое время помолчав, он начал:

– Однажды, я остановил карету. Дорогая, стерва, но незнакомая. Сам понимаешь, что некоторые богатеи любят, чтобы их сопровождали пару улиц, если предложить. Я уже прикидывал, сколько смогу наварить, когда шторка отодвинулась. Со одной стороны сидел богатый хрен, которого я не знал. А с другой – мин Летан-акве.

Дэнлир перестал говорить. Он испытывал те характерные чувства, когда раскрываешься малознакомому человеку. С одной стороны, хочется облегчить душу и это намного проще сделать не перед другом. А с другой, задаешься вопросом, зачем ты вообще это делаешь. Если бы Питио поторопил его, спросил: «Ну, и что дальше?» – он ушел бы от ответа. Но молодой человек рта не раскрыл.

– Я никогда не видел чистокровного стия так близко, – тихо продолжил мужчина, когда-то бывший рыжим. – Вроде бы мужик и мужик. Красивый только, холеный, как с картины в храме. Ну, ты знаешь, как такие как он выглядят. А тут его лицо было прямо передо мной. И вот это глаза, скажу тебе. Серые, холодные. Он будто смотрел прямо в душу. Будто знал обо мне все. Я не могу это объяснить, но стоял перед ним, будто голый. Голый душой, мыслями, всей своей сутью. Я не помню, что он сказал, что я ответил. Но никогда в жизни мне не было так страшно.

Какое-то время стояла тишина, а потом Питио прыснул. Дэнлир дернул поводья, разворачивая Пыльную. У него в груди неприятно давило. Он пытался подбодрить паренька, открылся ему, ведь ни что не греет так, как откровенность. А в итоге был оплеван.

– Не знал, что ты поэт, старик. «Голый душой»! Ха-ха-ха. Вот умора. Прости, ладно? Не хотел. Но не пойму тебя. Вот маланиец, он на свой серп тебя насадит, сладко не покажется. Ноги там сломает, глаза выколет, что ему еще в башку может ударить. Стий же… Вот если б ты испугался, что Летан-акве тебя утопит, я бы понял.

– Ты, сопляк, тоже выражался о «волчьем взгляде», который тебе «уже все кости обглодал», дрянной-то ты выродок, – теперь Дэнлир стоял к мальчишке лицом к лицу. Неугомонная Бойкая начала тыкаться мордой в нос Пыльной.

– Скажешь тоже, – ответил с некоторым смущением Питио, отводя лошадь на несколько шагов назад. – Между прочим, маланийцы-то – каннибалы. Поэтому подумать, будучи в такой ситуации, что желтоглазый хочет тебя сожрать, вполне естественно. А Летан-акве не смог бы читать твои мысли. Он же стий воды. А мысли, они не водные. Ведь так?

Обида быстро отступила. А чего он ждал от молодого нытика, озлобленного успехами старшего брата и затравленного постоянными сравнениями с ним? Младший стражник в принципе обладал талантом любую даже самую дружественную беседу свести, как говорится, к разведению сора. Дэнлир усмехнулся:

– Я не ученый, чтоб говорить из чего состоят мысли. Но ты, возможно, прав, – вновь развернул кобылу, заставляя Питио беседовать со своим затылком. – С моей стороны было глупо испугаться господина, наверно, половины минэрий Берии. Да еще и прямого потомка первых живых существ, созданных Богами. Кстати, маланийцы, между прочим, – передразнил он манеру речи спутника, – едят только мужчин, которых считали достойными воинами. Тебе бы это не грозило, даже если б желтоглазому до смерти захотелось человечины.