Уплетая печенье с чаем, Дима рассматривал коллажи черно-белых фотографий на стене. Большинство фотографий изображали мужчин в военной форме или группки людей со смазанными лицами. Они казались ему отголосками нечто иного и не имеющим отношения к этому миру. Разве могут выцветшие силуэты быть частью этого яркого утра? Ему был непонятен пиетет взрослых перед каждой фотографии. Чуть повыше в углу, на деревянной резной подставке с фотографиями соседствовали иконы. Их строгие образы обычно пугали Димку, но сейчас они были задернуты белой шторочкой, словно ограждая житейский быт от небесного царства.

«Подожди убегать, я у бабок сейчас молока парного взяла, настоящего. В Москве такого не попробуем» – воодушевленно подошла к столу мать с большой стеклянной банкой в руках. Настороженно поднеся кружку к лицу, Димка ощутил терпкий травяной запах, вызвавший у него тошнотворные позывы. «Ну не ной, давай одним глотком, залпом» – стали поощрять его смеющиеся взрослые. Зажмурив глаза и постаравшись отключить вкусовые рецепторы, Дима опрокинул теплую жидкость и затряс головой. «Не хочу, гадость», – писклявым голоском возмутился он, чем видимо еще больше развеселил родню.

Выскочив наконец из опостылевшей избы, они выбежали с Ленкой на широкую деревенскую улицу. У заборчика напротив уже суетилась группка детей возраста Лены, которых она знала по прошлогодним каникулам. У ребят оказался старенький велосипед „Школьник“, который они использовали в порядке строгой очередности. Димка тоже попробовал было на него забраться чтобы не ударить в грязь лицом, но быстро выяснил, что не управится с его размерами.

Солнце тем временем стояло уже высоко и детям стало хотеться пить. Расходиться по домам за колодезной водой казалось скучным, поэтому все дружно поддержали предложение дойти до местного магазина и взять лимонад. Мать ограничивала Димку с Леной в сладком, так что они были в особенности воодушевлены. Деревенский магазин внешне слабо отличался от соседствующих домиков, выделяясь лишь поблеклой от времени и солнца вывеской «Продукты» на входе.

На лавочке у ступенек ко входу сидели местные старики, живущие в деревне круглый год. На вид им всем было около шестидесяти, но в действительности их возраст колебался от сорока лет и выше. Они лишь начинали похмеляться, поэтому кучка детей привлекла их еще не притупленное внимание. «Молодежь, вы чьих будете?» – проскрежетал сидевший ближе к ступенькам, в засаленной камуфляжной куртке. Заплывшие глаза были трудно различимого оттенка, но черные зрачки цепко впились прямо в Димку. Тот от неожиданности и страха потерял дар речи и только силился сглотнуть.

– Морозовы мы – пришла на выручку сестра.

– Аа, Андрюхи-то. Тебя я помню, а вот малого не признал. Не в вашу породу пошёл, смотри какой шуганный, – осклабился дед. – Ну, ступайте. Отцу передавай чтобы заходил к деду Илье.

Вскочив по ступенькам, дети оказались в небольшом темном помещении, пахнущем хлоркой и чем то ещё, книжным. Полки были устланы цветастыми упаковками чипсов, шоколада, что явно не слишком пользовалось популярностью у местных жителей, но сразу же привлекло внимание всей компании. Продавщица, сухая женщина преклонных лет с бесцветными глазами, отстраненно наблюдала за необычными здесь посетителями и их препираниями о том что купить, бутылку грушевой газировки с сухариками или большой пакет с иероглифами и изображениями леденцов в ядовито-ярких цветах.

Вернувшись на свежий воздух, они обнаружили что лавка у ступеней уже пуста и решили расположиться прямо на ней. Гриша, владелец велосипеда, гордо поставивший его подле себя, стал рассказывать про местную речку, куда они с отцом ходили прошлым летом на рыбалку: «.. а потом сома поймали, вот с меня ростом. Ну как поймали, он на берегу уже валялся дохлым. Передняя часть нормальная, а хвостов два, только один поменьше и сбоку.