Вместе с Андреем Александровичем ребята выходили после занятий из дома творчества, шли, продолжая беседу, потом компания «рассасывалась», кто куда.
Мы с преподавателем жили на соседних улицах, рядом шагал Санёк, которому всегда было в ту сторону, куда мне.
Учитель носил с собой дорогой фотоаппарат, мы останавливались, чтобы запечатлеть, именно, сегодняшний день, сиюминутный дождь, свежесть в воздухе, зелёные, желтые, красные листья клёнов или снег на фоне чёрного неба.
«Мне холодно. Прозрачная весна в зеленый пух Петрополь одевает…», – слушали отрывки из Мандельштама в начале мая или Ахматовское: «Смуглый отрок бродил по аллеям…», если гуляли, шурша жёлтой листвой, по паркам Царского села.
«Всё, что минутно, всё, что бренно,
Похоронила ты в веках.
Ты, как младенец, спишь, Равенна,
У сонной вечности в руках», – звучали строчки Блока, когда обсуждали историю Римской империи.
Я «заразилась» кружком, забросила танцы, училась смотреть на дома, улицы, интерьеры по-своему, как на платье, которое можно изменить до неузнаваемости, если пришить другие пуговицы или поменять пряжку на поясе. На третьем году посещения занятий новые фантазии стали тревожить меня.
Однажды, пройдя половину пути из кружка домой, сказал Саньку, что забыла перчатки в гардеробе, сделала это специально, попросила сбегать за ними. Пока мы ждали его, предложила педагогу сфотографировать город так, как покажу я. Он согласился.
Был апрель. Свинцовое небо застыло в лужах среди пористого потемневшего снега. Город в серой мгле казался загадочным, замершим в предчувствии весны.
Мы встретились во второй половине дня и снимали до вечера. Он напечатал снимки, посмотрел на меня, как на открытие, и предложил продолжить совместное творчество. Под интереснейшие разговоры об искусстве мы «открывали» неожиданные места или ракурс для съёмки. Улицы, дворы, старые решётки садов, реки и каналы выглядели по-другому. В день встречи, с самого утра я нетерпеливо ждала минуту, когда увижу учителя.
Впоследствии оказалось, что это были самые увлекательное, и счастливое время моей жизни.
Андрей Александрович решил оформить выставку, отобрав лучшие фотографии, предложил мне прийти в дом творчества за час до начала работы кружка, чтобы расположить их и удивить ребят.
Я прикрепляла один снимок, подбирая ко второму, он третий, и, именно, в том месте, куда бы повесила его я. Когда композиция была готова, мы увидели другой город, наш с ним. Одновременно протянули друг другу руки, обнялись. Поцелуй этот я не забуду никогда.
Женатый человек, старше меня на одиннадцать лет, имеющий сына, оказался моим и только моим, никого другого мне не нужно и не потребуется никогда.
Вырвавшемуся из нас потоку чувств надлежало остаться тайной.
Когда ребята увидели изображения города, нам уже было, что скрывать. Санёк спросил меня:
– Разве это не ты снимала?
– Как ты узнал?
– Андрей Александрович – умный, интересный человек, потрясающий эрудит, но так придумывать умеешь только ты.
А я-то считала, что испорченная молния на сапоге лежала в основе его преданности.
Счастье открытия родного человека, себя, своих способностей и желаний дурманило. Я училась в элитной школе, тем не менее, некоторые девочки из нашего класса имели опыт близкого общения с мужчинами. Отличница Катя, даже, пыталась отравиться, когда в ванной под действием таблеток, вместо того, чтобы словить кайф, ушёл в другой мир её близкий друг, сын проректора солидного учебного заведения.
Вопрос перехода в другую «ипостась», во взрослое состояние, назрел или навис надо мной. Вторым участником этой сцены должен стать учитель. Наличие жены, обыкновенной женщины, вкусно готовившей и чисто убирающей квартиру, не волновало. Ему, с лёгкостью «слонявшемуся» между веками и странами, читавшему старинные рукописи, и представлявшему, каким был Колизей, когда его только построили, раздумывающему над философией великих: от Конфуция до Канта, нужна я.