Она проводила ребят и Черныша до края банановой рощи, остановилась и стала махать рукой. Саша обернулась и помахала в ответ. Чумазуля как-то горько улыбнулась и еще долго глядела ребятам вслед, пока те не скрылись за «каменными» деревьями.

Мишка обернулся лишь один раз, когда они вошли в лес, но Чумазули уже не было. Наверное, побежала к своему озеру, решил Мишка, и быстрее зашагал за Чернышом, стараясь не отставать от него.

– А Черныш – это ваше имя? – спросил мальчик.

– Нет, – засмеялся парень, – прозвище. Здесь мало кто пользуется настоящими именами. Традиция, что ли, такая, вроде как имена навевают ненужные грустные воспоминания о былых временах.

– Обидное какое-то прозвище, – буркнул Мишка. Чернокожих ему еще ни разу не доводилось видеть вживую, и он с интересом, исподтишка разглядывал мускулистого антрацитового парня.

– Почему обидное? Разве я не черный?

– Черный, – подтвердил Мишка. – Но, мне кажется, неправильно лепить ярлыки.

– А это вовсе и не ярлык, а скорее, – Черныш щелкнул пальцами, – отличительная черта. Я здесь один такой. Еще есть желтыши и беляши, – пошутил он.

– Беляки, – поправил Мишка. Слово ему не нравилось – выходило, что они, вроде как, белогвардейцы, но другого ничего на ум не приходило. Впрочем, были и зайцы-беляки. – Беляши – это такая еда, – добавил мальчик.

Черныш засмеялся. Смех у него был раскатистый, хриплый и какой-то напряженный. Он вел себя крайне настороженно, постоянно вертел головой и к чему-то приглядывался.

– А куда мы идем? – спросила Саша, которой до смерти надоело смотреть на унылые волосатые изваяния-деревья.

– К Ним.

– Далеко?

– Не очень.

– А я озеро сделала, – похвасталась она. – И пальмы!

– Молодец.

– И еще бабочек.

– Угу.

– А вы умеете делать озера?

– Нет, – поразмыслив, честно признался Черныш.

– А огонь? Как Чумазуля.

– И огонь не умею. Зачем он мне?

– А что вы тогда умеете?

– Саш, отстань от человека, – не вытерпел Мишка.

– Отстань, отстань! – надулась девочка и уставилась на кривое, будто согнутое болями в пояснице, дерево. Она только сейчас заметила, что деревья почему-то начали сгибать стволы, неуловимо медленно, но если долго не смотреть на них, то становилось очень заметно. – Чего это с ними? – спросила Саша и кивнула на деревья.

Черныш, не сбавляя шага, огляделся.

– Пришло их время, – неопределенно сказал он и пошел еще быстрее. – Идемте.

– Что значит, пришло? – Саша нагнала Черныша и пошла рядом.

– Вроде как исчерпали запас жизненных сил. Бутафория.

– Что-что?

– Бутафория, подделка, пшик. Как твои бабочки или пальмы.

– Какая же они подделка? – не поверила Саша. – Они живые, летают.

– Ну, не подделка. Даже не знаю, как тебе объяснить. – Черныш помолчал. – Сначала было нечто. Потом кто-то придумал и слепил из него деревья, но запас их жизненных сил оказался небольшим, и они опять превращаются в нечто.

– В серую мочалку? – вспомнил Мишка.

– В какую еще мочалку? – недоуменно вскинул жидкие брови Черныш. – Ах, вон ты о чем! Любимая тема Чумазули. Мочалка – это крайняя степень, когда нечто переходит в ничто, если так можно выразиться.

– Все равно ничего не понял, – честно признался Мишка.

– Да я и сам, если честно, не до конца понимаю. Впрочем, какая разница, что и во что переходит.

Саша вновь посмотрела на деревья. Теперь они походили на оплывшие под палящим солнцем снеговые бабы, только черные. Или тесто, сбежавшее из кастрюли. А еще на свечки, оставленные в жарком месте.

Внезапно опавшие «волосы» деревьев приподнялись, лихо свернулись в фитили и вспыхнули ярким пламенем.

– Глядите! – вскрикнул Мишка и указал на пылающие верхушки бывших деревьев.