– Пока не видно.
Перевод Язневича В.И.
«Фау» над Лондоном
До мая 1944 года я работал в Отделе изобретений и усовершенствований при военном министерстве. Непосвященным эта моя работа могла бы показаться необычайно увлекательной и интересной: на наш адрес приходили тысячи писем из всей Англии и из самых отдаленных колоний, а отправители были уверены, что их изобретательность в наивысшей степени поспособствует победе короны. В действительности все было чертовски однообразно, и если бы не то, что материалы были полны анекдотических идей, я бы в своем бюро умер от тоски. А так, просматривая груды почтовой бумаги всех форматов и цветов, где не слишком умелые руки начертили эскизы диковинного оружия, я порой едва мог удержаться от смеха.
Вот какой-то фермер советовал использовать «консервные ножи» гигантских размеров для вспарывания танков. Адвокат из Австралии предлагал покрыть сверху танки «пружинной броней». Кое-кто требовал, чтобы наши агенты в Германии устранили всех самых важных гитлеровцев, «и будет тогда конец войне». Некоторые идеи так крепко застревали в головах, измученных пятилетней войной, что в конце концов попадали на страницы прессы. Так всплыл проект бросить в кратер Везувия достаточно большую бомбу, «чтобы вызванное этим землетрясение вынудило немцев уйти». Хуже было дело, когда изобретательством занимались высокопоставленные лица. Плоды их находчивости доходили до нас другим путем, сверху, и тогда весь интеллектуальный потенциал бюро был направлен на настойчивые и снисходительные уговоры, которые не всегда были простыми. Так, например, один из членов парламента решил, что лучшим средством передвижения для переправки армии с целью вторжения на континент станут гигантские блоки льда, выдолбленные изнутри. Специальные корабли должны будут на буксире доставить этих троянских коней к побережью. Начали даже предприниматься масштабные попытки осуществления этого проекта. Боюсь, что, если бы не энергичное вмешательство одного из членов штаба, наделенного не только званием, но и рассудком, в этой истории «замороженной армии» потонула бы солидная сумма в фунтах стерлингов.
Думаю, что я оставил после себя хорошую память, когда меня перевели в Специальный отдел, входивший в структуру военного министерства. Ему он, однако, непосредственно не подчинялся: в нем занимались изучением секретного оружия, которым хвастались немцы.
Мне очень хотелось работать в этом отделе, поэтому я решил устроиться так, чтобы продержаться в нем до конца войны. Я сделал это с большой охотой, ибо прежняя работа часто становилась абсурдной, так как все наши организации работают по закону наибольшей доброжелательности: надо было отвечать на самые глупые письма. Очень многие присылали методики, которые должны были развить у нас силу ясновидения для предсказания, например, срока конца войны или вторжения. Много было также вопросов о «страшном оружии гуннов», потому что подобные новости просачивались в газеты под давлением нейтральной прессы, надлежащим образом обрабатываемой гитлеровскими посольствами.
Первые дни прошли у меня в неустанном просмотре пачек документов, с содержанием которых я должен был вкратце ознакомиться.
Мои предшественники не пренебрегали ничем, чтобы в девятикомнатном архиве собрать все факты, информацию, слухи и сказки о самых фантастических орудиях уничтожения, этом «Vergeltungswaffe»[120] немцев. Если хотя бы одна десятая часть этой информации была правдива, Англия, несомненно, лежала бы в руинах и пепле. Мой шеф, которому доставляли все без исключения приходящие сообщения, считал, что нет такой чепухи, которая не могла бы фатальным образом осуществиться. На стене его комнаты были выписаны слова о танках, сказанные Людендорфом в немецком Генеральном штабе в 1917 году. Этот немецкий стратег совершил ужасную ошибку, называя гусеничные машины пугалом, не имеющим никакой ценности. Поэтому майор Клайвер просматривал все сам, отмечая разноцветными карандашами заметки, которыми я должен был заняться.