– Думаешь, я прям совсем плохо поступила? – чуть слышно спросила она. – И ни за что ни про что Марию коровскую обидела?

– Ну-у… – многозначительно протянул Землерой и умолк, не договорив.

– Значит, да, – обречённо кивнула Анна. – Ну и дел я наворотила, правда?

Землерой повернул к ней голову, и несколько прядей белоснежных волос упало ему на сверкающие льдистой серостью глаза.

– М-м? – удивлённо протянул он. – Ты о чём это, а?

– Ну… – Анна неловко соединила большие пальцы и начала раскачиваться из стороны в сторону, – я Марию не очень люблю, конечно, да и никто у нас её, честно говоря, особенно не любит, но если я её ни за что ни про что обидела, то мне её жалко и за себя вроде как стыдно…

– Знаешь, – задумчиво промолвил Землерой, – а я таких ошибок уже столько повидал, что легко тебе скажу как дух опытный: они у вас частенько встречаются. Ты не первая и, к несчастью большому, не последняя в том числе.

– Да уж понимаю, не глупая, – пробурчала Анна.

– А когда я впервые такое повидал, я даже удивлялся, представляешь? – Землерой вдруг оживился и перевернулся на живот, подпирая обеими руками голову. Его льдистые глаза с нескрываемым интересом и любопытством глядели на неё безотрывно, почти не мигая.

– А когда ты такое повидал? – заинтересовалась Анна. – Ты же из лесу никогда не выходишь!

– Ну, не выхожу, но с тобой ведь познакомился, – непосредственно согласился Землерой. – Раньше, когда я ещё меньше был, люди куда чаще в лес ходили и знали, как с лесом общаться надо. Не просто по грибы-ягоды бегали, а, бывало, и совета спрашивали. И по-особому, знаешь… девушки, женщины, да даже старухи, у кого почти руки-ноги не гнулись, плясали, и как плясали: смотришь, не веришь, что это обычные смертные люди, не духи, как мы. Они нам так подражали, нашим танцам да нашим обычаям, и маски надевали на лица, и хороводы даже водили – вот были времена! – Землерой ненадолго прищурился – и неожиданно распахнул погрустневшие глаза снова. Взор его остановился на Анне и обмерил её с ног до головы, а потом безжизненно упал на солнечную, сверкающую горячую землю, соскользнул в негромко шепчущие, звенящие, переговаривающиеся друг с другом мелкие волны ручейка. – Знаешь, всё это было настолько красиво и так завораживало взгляд, что многие духи не выдерживали, особенно наши, с этого дерева. Они слетали со своих насиженных мест, обо всём забывали, мелким шагом к этим танцовщицам шли и тоже людьми оборачивались, вот как я.

– Так ты на самом деле не как человек выглядишь? – ахнула Анна.

– Конечно, нет, – грустно усмехнулся Землерой, – я ведь и не человек-то уже, в самом деле, Анна.

– Вот так новости, – протянула она, – и как же ты на самом деле тогда выглядишь?

– Тебе какое дело?

– Вот и такое! Скажи, ну скажи, пожалуйста, а если покажешь – и того лучше будет, я от тебя отстану!

– Да не буду я тебе ничего показывать, – заворчал Землерой. – Это… запрещено. Нельзя нам перед людьми своё истинное лицо раскрывать – проблемы потом и им, и нам будут – не оберёшься!

– Ну так а духи, а другие духи? – всё приставала Анна.

Лицо Землероя омрачилось.

– Какие «другие»-то?

– О которых ты только что рассказывал! – она уверенно подползла ближе и затянула настойчивым, гнусавым и чуть противным голосом. – Я всё запомнила, не надо тут мне теперь увиливать, понял?

Землерой отполз назад.

– Никуда я не увиливаю! Просто я договорить не успел, ты ведь тараторишь и тараторишь, слова вставить не даёшь толком… Те духи, которые к людям выходили, они нарушали запрет: не просто так нельзя нам свои истинные лица показывать. Когда кто-то наше лицо видит, он может силу у нашего дерева, нашего леса отобрать, а если таких нарушителей много будет, то и силы совсем не останется… понимаешь?