Из раздумий её вырвал звонок телефона. Лорелей нажала кнопку на приборной доске и включила громкую связь.

— Привет, Лорелей. Как жизнь?

— Давиде! – обрадовалась она. – Как я рада. Давненько не звонил.

— Да, верно, так ведь и сама могла позвонить.

— Да знаешь, мне было недосуг, и свадьба Ханса из меня все соки выжала. Да и желание выходить замуж в придачу, если Джон попросит руки когда-нибудь.

На другом конце провода хохотнули:

— Всё та же история про лису, что никак не дотянется до винограда…

— Да ну тебя, не смейся! Сам-то расскажешь что-нибудь?

— Да… есть кое-что.

— Не тяни!

— Дело серьёзное, и предпочитаю поговорить при встрече, если не возражаешь…

— Идёт, мне тоже хотелось бы посидеть поболтать с тобой.

— Если свободна, можем увидеться завтра после обеда у тебя дома.

— Давай в три?

— В три.

Лорелей выключила телефон и с грустью вспомнила тонкие черты лица и улыбчивость Давиде. Ей не хватало тех дней, когда они были парой, особенно во время учёбы в университете, и прекрасных беззаботных моментов, которые он дарил ей.

Ничто не вечно, и, как часто бывает, чем что-то дороже, тем оно недолговечнее.

Лорелей рывком нажала на тормоз и выругалась, вцепившись в руль: ехавшая впереди машина резко затормозила, и Лорелей чуть не врезалась ей в багажник.

Чёрт меня подери! Обычно она соблюдала расстояние безопасности. Она сколько-то постояла, перевела дух, и, как только заслышала гудки остановившихся сзади машин, поехала дальше.

Всё-то все куда-то торопятся! Лорелей иногда вспоминала с сожалением любимый Цюрих: такой там порядок, так спокойно. Так он не похож на бешеный, наэлектризованный Нью-Йорк.

По лобовому стеклу заморосил дождик. Лорелей фыркнула: забыла взять зонтик. И ведь знает, что в октябре погода переменчива.

***

На следующий день после обеда Лорелей надела простенькие джинсы, блузку в тон цветом и тканью и вышла из дома. На улице у подъезда её ждал друг Давиде.

Едва подошла, она бросилась ему на шею, обняла и долго не отпускала.

— Сколько радости! – отозвался он и тоже обнял её.

— Мы никогда так надолго не расставались, – стала оправдываться она, когда разжала объятия. – Ну, куда пойдём?

— Солнышко сегодня, можем прогуляться.

— Идёт!

Лорелей поправила сумку на плече и взяла Давиде за руку, но через несколько шагов остановилась.

— Не вздумай вытаскивать бумажник, – сказала она, подняв указательный палец. – Сегодня плачу я, договорились?

— Страшные расходы для таких как ты!

— На что намекаешь? – спросила она, уперев руки в боки. – Ну, я жду.

— Твои родители… в общем, не в нужде живут.

— Богатые, так и скажи. Но ко мне это не имеет никакого отношения.

— Знаю, Лорелей, не заводись, я же шучу.

— Давай не будем об этом, лучше расслабимся немножко. Как бы ты ни решил провести время, мне всё годится.

Ничего выдающегося Давиде делать не собирался. Они оставили машину на стоянке и пошли погулять в Корона-парк. Осенним днём в парке народу было немного; деревья и лужайки окутала приглушавшая звуки тишина и редкое марево. Под наполовину опавшими кронами лежал многоцветный ковёр из листьев и, несмотря на семейки ещё не увядших цветов от ярко-жёлтых до фиолетовых, напоминал о томном, тоскливом очаровании осени.

Для прогулки Лорелей и Давиде могли выбрать и Центральный парк, он просторнее и ближе к дому Лорелей, а не ехать через весь бóро Квинс, но она знала, что Давиде не любит слишком обширных пространств и людных мест. По правде говоря, ему не нравится бывать и там, где распоряжается богатство, а прежде всего те, кто за этим богатством стоит, думала Лорелей, шагая рядом с Давиде. Из его друзей только она была человеком состоятельным.