И он был явно способен это делать, наслаждаясь Килашандрой и Фьюертой, пока однажды ночью она проснулась от его стонов и судорог.

– Каррик, что с тобой? Наверное, та рыба за обедом? Я вызову врача!

– Нет, нет! – он с трудом приподнял и отвел ее руку. – Не оставляй меня. Это пройдет.

Она обняла его, а он кричал и стискивал зубы в адской агонии. Пот выступил из всех его пор, но он наотрез отказался от врача. Спазмы терзали его почти час. Потом прошли и оставили его истощенным и ослабевшим. И за этот час она поняла, как много он стал значить для нее, как с ним было весело, и как много она потеряла, отказываясь от интимных отношений в прошлом.

Когда он выспался и отдохнул, она рискнула спросить, что с ним было.

– Кристалл, девочка, кристалл.

Его краткий до угрюмости ответ и потерянное выражение лица, которое вдруг стало выглядеть очень старым, заставило ее прекратить этот разговор.

К вечеру Каррик стал самим собой… Почти. Но что-то от непосредственности в его душе исчезло. Он как бы перестал радоваться, поощряя ее к рискованным упражнениям на водных лыжах, и сам только плескался у берега. Они заканчивали изысканную трапезу в их любимом приморском ресторане, как он вдруг объявил, что должен вернуться к работе.

– Могу я сказать «так скоро»? – заметила Килашандра с легким смехом. – Это не внезапное решение?

Он странно улыбнулся.

– Но ведь таково большинство моих решений, верно? Вроде того, чтобы показать тебе другую сторону затхлой старомодной Фьюерты.

– Значит, наша идиллия закончилась? – она пыталась сказать это небрежно, но в ее тоне проскользнуло недовольство.

– Я должен вернуться на Беллибран. Ха! Это звучит как рыбачья песня, правда? – он стал напевать нехитрую мелодию, настолько простенькую, что Килашандра невольно присоединилась к ней.

– Мы с тобой творили прекрасную музыку, – сказал он. – Думаю, что ты вернешься к своим занятиям.

– Зачем? Вести сопрано для хорового мяуканья и мычанья под оркестр?

– Ты можешь настраивать кристаллы. Ваш космопорт явно нуждается в знающем свое дело настройщике.

Она издала резкий гортанный звук. Каррик улыбнулся и вежливо повернул к ней голову, ожидая ответа.

– Или же, – сказала она протяженно, – я могу проситься в Седьмую Гильдию как хрустальная певица.

С его лица исчезло всякое выражение.

– Ты же не всерьез хочешь стать хрустальной певицей.

Горячность его тона на минуту испугала ее.

– Откуда ты знаешь, чего я хочу? – вспыхнула она помимо своей воли, несмотря на гнетущую неуверенность в его чувствах к ней. Может, она идеальная партнерша, чтобы валяться на пляже, но как постоянная спутница в опасной профессии…

Он печально улыбнулся.

– Ты же не всерьез хочешь стать хрустальной певицей.

– Ну, считай этот вздор моим желанием.

– Это не вздор.

– Раз у меня широкодиапазонный слух, я могу подать заявление.

– Ты не знаешь, во что ты при этом впутаешься, – сказал он ровным голосом, а лицо его стало настороженным угрожающим. – Хрустальное пение – это страшная, одинокая жизнь. Тебе трудно будет найти кого-то, кто пел бы с тобой: тона далеко не всегда дают правильную вибрацию для хрустальной грани, на которую ты наткнулась. Но, конечно, ты можешь сделать потрясающие резы при дуэте. – Он, казалось, заколебался.

– А как ты находишь эти тона?

Он хмыкнул.

– Сложное дело. Но ты же не всерьез хочешь стать хрустальной певицей. – В его голосе звенела почти пугающая печаль. – Если ты начнешь петь кристаллу, то уже не остановишься. Вот поэтому я говорю тебе – даже не думай об этом.

– Итак, ты говоришь, чтобы я и не думала об этом?

Он взял ее за руку и настойчиво посмотрел в глаза.