Когда изрядно опьяневший Паша стал всё чаще сдавливать Екатерину, а я всё сильнее призывать его вести себя вменяемо, она подметила между нами некоторую напряжённость. Пришлось рассказать ей историю про нашу ситуацию с Настей, и она внимательно выслушала её до самого конца.

– Дура она. Подумает она ещё о тебе, поверь. Но будет слишком поздно: тебе она уже вообще не будет нужна.

Не знаю, думала ли обо мне Анастасия когда-нибудь потом или нет, но в остальном Екатерина оказалась удивительно права.

Когда Паше было пора на воздух, мы, разбрасываясь направо и налево моими извинениями, наконец-то покинули зал. Екатерина уверенно просила у нас чаевые, но я лишь развёл руками – «башлял» то Павел. Да и мне самому показалось, что счёт в восемь с половиной тысяч за то, что мы бесполезно провели полтора часа – достаточная плата. А Екатерина, между прочим, получила неплохую историю и бутылку отличного вина – по-моему, справедливый обмен на её прекрасные бедра под моей рукой.

После очередного несостоявшегося турнира по боксу на улице мы с Павлом выдвинулись домой. Он что-то бубнил про Анастасию, поэтому я не решился посадить его в такси одного и поехал с ним. Когда мы проезжали мимо её дома, я вышел, а таксисту велел везти Пашу в его гостиницу.

Настя открыла дверь сразу. Она не ложилась и ждала. Ей было интересно, чем всё кончилось. Точнее, в её головёнке крутился лишь один немой вопрос: сумел ли я настроить Пашу против неё. Само собой, об этом она  не спросила. И не знаю, что бы я ей ответил, ведь я не так уж и стремился к этому в ту ночь. Поэтому я просто объяснил ей, что она совершила ошибку. Погладил её по голове, последний раз приобнял и попрощался. Больше я никогда не видел Анастасию.

После прощания с Настей я думал о ней всё реже и реже: когда человек теряет моё уважение, он фактически перестаёт для меня существовать. Но иногда я всё же ловил себя на мыслях о ней. Пару раз даже писал ей что-то, но она ничего не ответила. Тогда я заставил себя запомнить её хорошей. И я тосковал. Дни оставались серыми ещё довольно долго.

Просветом во мраке моей поникшей души, как бы нелогично это не прозвучало, стали ночные прогулки в одиночестве. Именно они тогда направили меня на верный путь. Они, а не коллективные пьянки, которыми мне предлагали отвлечься. На них за всё это время я так ни разу и не сходил. Я знал, что от себя в толпе не скроешься. Компанию в часы печали ищут слабые, а сильные убиваются в одиночку.

Старт моим скитаниям в ночи был дан случайно. В один вечер, не выдержав сидения дома с отрешённым лицом, которое пугало давным-давно вернувшуюся из отпуска мать, я надел спортивный костюм, взял наушники и отправился бегать. Время было позднее, и людей на улице не было. Я прохватил по близлежащему откосу, запыхался и пошёл пешком. Прибавив громкость очередной грустной композиции, я задумался об Анастасии и почувствовал, как по щекам скатились две одинокие капли. Наверное, это и были те самые «скупые». Впрочем, накрывшая меня волна чувств ушла довольно быстро: её сменил неожиданный прилив сил, который буквально умолял меня идти куда угодно, но только не домой. Направлений для прогулок в моём районе немного, поэтому я выбрал проспект Гагарина и двинулся в сторону центра.

Ноги несли меня очень уверенно, и уже через десять минут я поравнялся с парком «Швейцария». Растянувшийся на десяток автобусных остановок, он занимает добрую треть высокого откоса верхней части города. Вдоль края парка идёт дорожка, с которой открывается живописнейший вид на реку Оку и нижнюю часть города. По этой дорожке очень приятно бегать, поэтому я свернул туда. Но бегать не получилось: в парке стояла полнейшая, я бы даже сказал абсолютная темнота.