старого дореволюционного мира. Крайним проявлением этой борьбы стали массовые репрессии против православного духовенства, а также кампания по закрытию и уничтожению церквей в СССР. Именно эта точка зрения позволяет объяснить, почему Русская Православная Церковь вновь оказалась гонимой именно в конце 1950-х гг., когда процессу модернизации советского общества был придан новый импульс.

В контексте теории модернизации можно предположить, что остроты противостоянию Советского государства и Церкви в 1958—1964 гг. также добавило то обстоятельство, что оно происходило в период, последовавший за разоблачением «культа личности» И. В. Сталина на ХХ съезде КПСС. Это был момент своеобразной «ревизии» общественных представлений о «трансцендентном порядке и формах его соотношения с мирскими порядками»9. Решая эту проблему, на рубеже 1950—1960 гг. Советское государство решилось не только стеснить свободу Церкви новыми административными мерами, но также и предложить обществу свои ответы на волнующие его «трансцендентные» вопросы в виде новой Программы КПСС.

В рамках теории развития цивилизаций, автор диссертации находит возможным принять во внимание мысль А. Дж. Тойнби о том, что любое «универсальное государство» в стадии «распада» вступает в конфликт с присущей данной цивилизации «универсальной церковью», так как воспринимает церковь как своеобразную «опухоль», существующую внутри социального тела, за счет его и не приносящую ему никакой пользы. В конечном итоге, возрастающее давление государства должно привести к победе секулярной цивилизации, что может оказаться великой трагедией для этого общества, поскольку, совмещая мирской и трансцендентный порядки, секулярная цивилизация лишает себя единственного внутреннего стимула исторического прогресса – духовного непокоя и еще более приближает конец своего существования.10 С этой точки зрения, антирелигиозная кампания 1958—1964 гг. является проявлением глобального цивилизационного конфликта планетарного масштаба, способного привести, в целом, к деградации всего человеческого общества.

Вместе с тем, было бы ошибкой совершенно игнорировать политический фактор противостояния Советского государства и Русской Православной Церкви, представляя отношения между ними исключительно как столкновение различных культур или цивилизаций. Традиционный для советской исторической науки формационный подход всегда уделял большое внимание политическим мотивам поступков руководителей Русской Православной Церкви.

Так, например, порицающие большевиков воззвания Патриарха Тихона и другие антисоветские акции церковного руководства 1918—1919 гг. были названы историками – марксистами «составной частью усилий свергнутых революцией эксплуататорских классов восстановить в России буржуазно-помещичий строй».11 Можно предположить, что в первые годы Советской власти политические мотивы принятия тех или иных решений в сфере государственно-церковных отношений играли куда более важную роль, нежели в период 1958—1964 гг. Но полностью игнорировать их нельзя. Тем более, что одна из сторон этих отношений – Советское государство – всегда придавала большое значение политическому аспекту деятельности Русской Православной Церкви.

Таким образом, использование в работе указанных выше методологических подходов позволяет нам еще раз утвердиться в мысли, что антирелигиозная кампания 1958—1964 гг. была не столько плодом волюнтаризма и политического прожектерства отдельных лиц и, прежде всего, Н. С. Хрущева, но явилась следствием глобальных процессов, имеющих глобальные причины и последствия для России и для мира, в целом.