Я не слишком отчетливо, но все же помнила свою прошлую жизнь: много работы, мало развлечений. Однушка в новостройке в ипотеку, серия неудач в личной жизни. Деньги – вот все, что волновало меня. Две работы и подработка. Кажется, я что-то кому-то рассказывала, что-то писала и редактировала, но попытки вспомнить, какой профессией владела, на кого училась и как складывался мой карьерный рост, потерпели полный крах.

Помнила, что средств на жизнь хватало. Но больше – ничего. Ни увлечений, ни друзей, все мое существование поглотила работа, похожая на панический забег хомяка в колесе. Иногда – книги или посиделки в баре с немногочисленными знакомыми, спортзал, но, кажется, все это без особого удовольствия, «потому что надо».

При попытке вспомнить более ранние годы перед глазами мелькали только обрывки: целый шкаф, забитый книгами, в старой комнате с ковром на стене. Какой-то спорт – бег, кажется. Собственный громкий смех, проселочная дорога под колесами велосипеда и радость от того, что город остался где-то позади. Сами по себе воспоминания казались милыми, но их омрачало осуждение, которое покрывало все детство как сеть липкой паутины. «От бега ноги будут некрасивые», «лучше бы погуляла с подругами, чем целями днями с книжкой сидеть», «опять порвала штаны, пока каталась в лесу» – сколько бы ни пыталась, не могла вспомнить ни одного хорошего слова в свой адрес и стыд из-за того, что не могу быть такой хорошей, какой хочет видеть меня мама.

Теперь, оглядываясь назад, я без труда поняла, что моя взрослая жизнь стала такой пресной из-за бессознательной боязни осуждения. Все у меня было «как у всех» – ни меньше, но и, увы, не больше. Тогда я этого не чувствовала и казалось, что делаю все правильно. Я не понимала, почему на душе так тоскливо и пусто, но не настолько, чтобы покончить с собой. Так что же случилось? Почему я… умерла? Откуда-то о том, что именно умерла, я знала совершенно точно.

Видимо, я все же задремала, и пробуждение оказалось далеко не самым приятным. Голова гудела, будто на нее надели медный таз и хорошенько ударили по нему палкой, по телу расползлась мерзкая слабость.

– Может, не будем ее будить? – прошептала Марина, но она стояла так близко, что я все-таки расслышала эти слова.

– Думаешь, ей полезно спать в такое время? – с сомнением ответила Марта. – Да и как же концерт? Она ведь сама так хотела пойти! К тому же, мы все убрали, даже тут полы вымыли.

Марина тяжело вздохнула. Я зажмурилась: подниматься и куда-то идти не хотелось до тошноты, но я уже обещала девочкам. Разве могу просто взять и оставить их дома после того, как они постарались? Да и свежим воздухом подышать, наверное, будет полезно.

– Мы идем. Собирайтесь, – скомандовала я, но когда обе девочки вышли из комнаты, еще несколько секунд лежала с закрытыми глазами.

Однако подниматься все же пришлось.

Я понятия не имела, что будет прилично надеть на бесплатный концерт, и решила выбрать что-нибудь не слишком нарядное, но и не совсем простое. Покопавшись в шкафу, остановилась на зеленой атласной юбке с вышитыми на ней по подолу крупными цветами, и светлой рубашке с косым воротом. На платья поглядела, но они все казались слишком уж неподходящими для простой прогулки по городу.

После того, как оделась, наконец взглянула на себя в большое зеркало в углу. Я ожидала увидеть лицо, похожее на миленькие личики младших сестер, но Маргарита отличалась от них, хотя сходство и прослеживалось. Итак, я оказалась обладательницей таких же белых, как у сестер, волос, но янтарных раскосых глаз, острых и строгих черт лица, тонких губ и носа с аристократической горбинкой. А еще довольно изящного и даже на вид гибкого тела, предыдущая владелица которого, кажется, не пренебрегала то ли спортом, то ли еще какой-то физической активностью. Интересно, какой?