– Джек явно решил мне насолить, – сказал Кит после долгого молчания, явно стараясь нарушить напряженную тишину. – Этот напиток такой приторный, что я едва могу его пить.

Нив поинтересовалась:

– Вы не любите сладкое?

– Нет, – ответил он с заметным удивлением.

Казалось невозможным, чтобы человек мог быть настолько чудовищным.

– Как такое возможно?

– Я не знаю. Никогда об этом не думал, – ответил он так, словно защищался. Казалось, принц был крайне обеспокоен обвинениями в ее голосе, что только еще больше озадачило ее. – Возьмите.

Кит даже не протянул ей лимонад, а поспешно отдал, словно его заставили это сделать против его собственной воли или здравого смысла. Лед внутри зловеще зазвенел. Нив с недоумением приняла его. Стекло остудило кожу, и струйка воды, стекая, впиталась в перчатку. Она как зачарованная смотрела на ободок, где его губы оставили слабый отпечаток. Прежде чем сделать глоток, нужно повернуть бокал. Боже, теперь она была в замешательстве.

Синклер смотрел на них обоих со странным выражением – чем-то среднее между изумлением и тошнотой. Очень медленно он отпил пунша, словно ему приходилось физически сдерживать себя, чтобы не сказать что-нибудь.

По бальному залу пронесся ропот. Он множился, пока Нив не смогла разобрать его содержание: «Прибыла инфанта Роза».

– Мне пора, – пробормотал Кит. – Пока!

И с этими словами он исчез. Какой странный человек! Но Нив не могла фокусироваться на этом. Сейчас у нее есть дела поважнее, чем удивляться чьему-то поведению. Нив встала на носочки и вытянула шею, чтобы окинуть взглядом толпу, и заметила Розу.

Инфанта снова надета все черное, как скорбящая вдова. Она шла рука об руку со своей хорошенькой фрейлиной, скрываясь за широкими плечами отца, украшенными погонами. Толстая черная лента опоясывала ампирную талию ее платья, и бусины стекляруса на юбке при каждом шаге вспыхивали.

Джек ждал их на импровизированном помосте, скрестив руки. Безмятежная София стояла рядом с ним. Пока король и принц-регент говорили, гости беспокойно перемещались вокруг них. Всем хотелось танцевать.

Наконец Джек вышел вперед и пророкотал величественным голосом:

– Для меня большая честь открыть зал для первого бала Сезона. Как многие из вас знают, стало традицией отмечать это событие рисунками мелом на полу танцевальной площадки. В этом году я приготовил нечто особенное для наших гостей, которых вскоре я буду иметь честь называть семьей. Без лишних слов…

Он жестом отдал приказ лакеям, и те одновременно подняли углы ткани.

– Что будет в этом Сезоне? – нетерпеливо пробормотал кто-то.

– Прошлогодний Сезон трудно превзойти.

– Портрет самой принцессы, как вы думаете? Тот, который он сделал для принцессы Софии на их свадьбе, был совершенно изысканным.

Дюйм за дюймом лакеи откидывали ткань, чтобы открыть пол.

Ропот толпы усилился, надежда исчезла с лица Джека.

Роза смотрела на танцпол со старательно пустым выражением лица. Однако в ее темных глазах искрилось веселье. Ее отец тем временем выглядел абсолютно невпечатленным. Он выжидающе повернулся к Джеку, но принц-регент, казалось, не замечал его. Цвет его лица из призрачно-бледного стал ярко-красным.

Нив видела, что на площадке для танцев кто-то нарисовал солнце жирными решительными линиями в стиле махлэндской руны: символ бога справедливости и его безжалостной освещающей славы. Эту эмблему узнали даже авлийцы. Ее рисовали на зданиях и изображали на флагах в преддверии войны за независимость Махлэнда – достаточно ясное послание само по себе, но художник также начертал махлийские слова под солнцем.

Синклер наклонился к Нив и прошептал: «Что там написано?» Нив покраснела. Она не могла повторить то, что там было написано, особенно здесь: «Не думаю, что вы хотите это знать».