Но доктор Шроф не сдержал обещания. Он умер через три недели после начала медицинской кампании, но не от тифа или холеры, а от укуса кобры – смертельного из-за отсутствия сыворотки.

Миссис Шроф с удивительным спокойствием приняла печальное известие. «Это потому, что она жена врача и ближе знакома со смертью, – говорили люди. – Наверное, она не раз слышала от мужа о смерти пациентов, и таким образом как бы приготовилась к неизбежному для всех концу».

Но, когда она проворно занялась подготовкой к похоронам, с поразительной деловитостью вникая в каждую мелочь, окружающие задались вопросом, все ли с ней в порядке. Миссис Шроф открывала и закрывала сумочку, оплачивая всевозможные расходы, а в перерывах принимала соболезнования, утешала скорбящих родственников, поддерживала огонь в масляной лампе у изголовья ложа доктора Шрофа, стирала и гладила белое сари[8], следила за тем, чтобы в доме было достаточное количество благовоний и сандалового дерева. Она лично давала наставления кухарке по приготовлению специальных вегетарианских блюд на каждый день.

После полных четырех дней похоронных церемоний[9] Дина все еще плакала. Миссис Шроф, подсчитывающая расходы на молитвы у «башни молчания»[10], сказала ей: «Ну-ка, перестань, дочка! Будь умницей. Папе это не понравилось бы». И Дина изо всех сил старалась сдержать слезы.

Но миссис Шроф рассеянно прибавила, выписывая очередной чек: «А ведь ты могла остановить его, если бы захотела. Тебя бы он послушал».

После этих слов Дина разрыдалась в голос. Теперь она не только горевала по отцу, но испытывала жгучую ярость, почти ненависть к матери. Потребовалось несколько месяцев, чтобы она осознала: в словах матери не было ни злобы, ни обвинения – простая констатация печального факта.

Спустя шесть месяцев после смерти доктора, опора, какой стала для близких миссис Шроф, стала понемногу крошиться. Замкнувшись в себе, она теряла интерес и к домашнему хозяйству, и к себе самой.

На двадцатитрехлетнем Нусване, уже строящем планы будущей жизни, это почти не отразилось. Однако Дина, которой было только двенадцать, остро нуждалась в родительской опеке. Она отчаянно скучала по отцу. А отчуждение матери только ухудшило ее состояние.

Нусван Шроф стал самостоятельно зарабатывать на жизнь за два года до смерти отца. Он был еще холост, жил в семье и откладывал деньги, подыскивая подходящее жилье и подходящую жену. Когда умер отец и мать ушла в добровольное затворничество, он понял, что искать жилье теперь необязательно, а вот жену надо найти поскорее.

Он возложил на себя обязанности главы семьи, став законным опекуном Дины. Все родственники приняли это как само собой разумеющееся. Они хвалили его за бескорыстный порыв и говорили, что раньше ошибались на его счет. Нусван взял в свои руки и семейные финансы, дав обещание, что мать и сестра не будут ни в чем нуждаться – его жалованья хватит на все. Но он лукавил, понимая, что получит достаточно денег от продажи амбулатории доктора Шрофа.

Первым решением Нусвана в роли главы семьи было сокращение прислуги. Он оставил кухарку, приходившую на полдня и готовившую два основных блюда, и уволил Лили – служанку с проживанием. «Мы не можем, как прежде, жить на широкую ногу, – заявил он. – Моего жалованья не хватит».

Миссис Шроф выразила сомнение в правильности решения сына.

– А кто будет следить за порядком в доме? Мои руки и ноги уже не те, что раньше.

– Не волнуйся, мама. Обязанности мы разделим между собой. Ты будешь делать легкую работу – смахивать пыль с мебели, например. Каждый будет мыть за собой посуду – чашки, блюдца. А Дина – молодая девушка, кровь с молоком. Ей только пойдет на пользу, если ты научишь ее, как держать в порядке дом.