– Ха! – язвительно фыркнул Нусван – достаточно громко, чтобы его слышала Дина. – Пусть уходит, если хочет. Посмотрим, на что она будет жить.

После обеда, когда все еще сидели за столом, Нусван, откашлявшись, заговорил:

– Мой долг как главы семьи сказать, что я не одобряю твои действия. Ты совершаешь большую ошибку, о которой потом пожалеешь. Знай, мир суров, но я не стану умолять тебя остаться. Если образумишься, двери моего дома всегда открыты для тебя.

– Благодарю тебя за эту речь, – сказала Дина.

– Ну что ж, издевайся надо мной. Ты всю жизнь этим занималась, к чему теперь прекращать? Помни, это твое решение, никто тебя не гонит. Я сделал все, что в моих силах, и родственникам не в чем меня упрекнуть. Я и в дальнейшем готов тебе помогать.

Вскоре и дети узнали, что тетя Дина уезжает. Поначалу они растерялись, а потом разгневались. Ксеркс спрятал ее сумку с криком: «Нет, тетя! Ты не бросишь нас!» Когда же она пригрозила, что уедет без сумки, Зарир в слезах вынул ее из тайника.

– Вы всегда сможете меня навещать, – успокаивала Дина племянников, обнимала их и утирала слезы. – По субботам и воскресеньям. Или на каникулах. Вот будет веселье! – Эта перспектива привела их в восторг, но они сказали, что хотели бы видеть ее каждый день.


На следующее утро после переезда Дина навестила родственников Рустама – дядю Дараба и тетю Ширин.

– Дараб! Только посмотри, кто к нам пришел! – взволнованно закричала тетя Ширин. – Наша дорогая Дина! Проходи, дитя мое, проходи!

Дядя Дараб вышел к ним еще в пижаме и обнял Дину, говоря, как они долго ждали ее.

– Прости за мой вид, – извинился он, садясь напротив и широко улыбаясь.

Дину, как обычно, тронула та радость, с какой старики ее встречали. Она словно купалась в их любви. Так в детстве мать в день рождения Дины устраивала ей молочную ванну, поливая дочь из чашки теплым молоком, а на его поверхности плавали лепестки розы. Молоко стекало по лицу, шее и груди девочки тонкими струйками – казавшимися особенно белыми на смуглой коже.

– Тяжелее всего, – рассказывала она, – было расставаться с мальчиками. Я очень привязалась к ним.

– Да, это всегда тяжело, – согласилась тетя Ширин. – Но Рустам говорил нам, что до твоего замужества брат часто унижал тебя.

– Нусван – не плохой человек, – слабо возразила Дина. – Просто у него свой взгляд на вещи.

– Да, конечно. – Тетя Ширин оценила ее преданность семье. – Но ты можешь остаться у нас. Мы всегда рады тебе.

– Нет, спасибо, – заторопилась Дина, боясь, что ее неправильно поймут. – Я приняла решение отныне жить в квартире Рустама. А к вам пришла за советом. Не могли бы вы помочь мне найти работу?

Дядя Дараб зашевелил губами, силясь проглотить разочарование от этих слов. Тихие, хлюпающие звуки нарушили тишину, в то время как тетя Ширин нервно теребила тряпку для вытирания пыли.

– Работу, – машинально повторила она, не в силах сосредоточиться. – Милая девочка… да, работу, ты должна работать. Дараб… какую работу? Что за работу мы можем найти?

Дина виновато ждала, что скажет дядя. Но тот по-прежнему не произнес ни слова.

– Пойди переоденься, – сердито проговорила тетя Ширин. – Почти полдень, а ты все в пижаме.

Дядя послушно встал и вышел из комнаты. Тетя Ширин отложила тряпку, провела руками по лицу и выпрямила спину. К моменту возвращения дяди Дараба, сменившего пижаму в синюю полоску на штаны цвета хаки и футболку, она уже кое-что придумала.

– Скажи мне, дочка, ты шить умеешь?

– Немного. Руби научила меня пользоваться швейной машинкой.

– Прекрасно. Тогда для тебя найдется работа. У меня есть лишний «зингер», я тебе его дам. Машинка старая, но служит хорошо.