Во время приема Нусван под общие аплодисменты достал четыре бутылки шотландского виски. «Теперь праздник пойдет веселее, и веселье передастся молодоженам!» – говорили между собой гости, понимающе кивая и посмеиваясь, и тихо отпускали шуточки, не предназначенные для женских ушей.
– Ну, зятек, – сказал Нусван, позвякивая перед Рустамом двумя пустыми стаканами. – Покажи свое умение – приготовь нам нужную дозу лекарства под названием «Джонни Уокер».
– С радостью, – добродушно ответил Рустам и взял стаканы.
– Да я пошутил, пошутил, – сказал Нусван, не выпуская из рук бутылку. – Нельзя заставлять жениха работать на собственной свадьбе. – Это была единственная колкая шутка, какую он отпустил по поводу профессии жениха.
Через час после подачи виски Руби отправилась на кухню: пришло время подавать обед. Большой стол придвинули к стене, на нем стояли закуски. Официанты, слегка покачиваясь под тяжестью блюд с горячей едой, покрикивали, прокладывая себе дорогу: «Пожалуйста, посторонитесь! Пожалуйста, посторонитесь!» Все почтительно расступались перед такой великолепной процессией.
Аппетитные запахи, доносившиеся из кухни и раньше, теперь внезапно заполнили весь дом, они щекотали ноздри, дразнили нёбо. На какое-то время воцарилась тишина. Кто-то громко пошутил, что у парсов еда всегда на первом месте и только потом беседа. Другой его поправил: нет, беседа – на третьем, а о том, что на втором, не принято говорить при дамах и детях. Те, кто стоял ближе, встретили эту избитую шутку заливистым смехом.
Руби хлопнула в ладоши: «Прошу! Обед подан! Пожалуйста, угощайтесь без стеснения! Еды на всех хватит». Она играла традиционную роль доброй хозяйки, никого не забывала и каждому говорила: «Простите, мы не смогли приготовить ничего достойного вас».
– Что ты говоришь, Руби, все просто замечательно, – отвечали ей. С аппетитом угощаясь, гости не забывали о беременности хозяйки и спрашивали, когда ждут малыша.
Нусван поглядывал на тарелки, шутливо поругивая тех гостей, которые мало ели.
– Что с тобой, Мина, ты шутишь! Воробушек и тот больше съест! – И он подложил Мине еще бириани[19]. – Послушай, Хоза, возьми еще один кебаб – они вкуснейшие, поверь, ну еще один, будь умницей! – Несмотря на протесты гостя, Нусван ловко уронил в тарелку целых два. – Захочешь еще – прошу!
Когда тарелки у всех наполнились, Дина заметила, что тетя Ширин и дядя Дараб – родственники Рустама – сидят на веранде, в некотором отдалении от остальных, и подошла к ним.
– Ешьте, пожалуйста! У вас все есть?
– Более чем достаточно, дитя мое, более чем достаточно. – Тетя Ширин поманила Дину к себе, а потом сделала ей знак наклониться и сказала на ухо: «Если тебе что-нибудь будет нужно – помни, все что угодно, – ты можешь обратиться ко мне и Дарабу».
Дядя Дараб согласно кивнул – слух у него был отменный.
– Обращайся с любой проблемой. Рустам для нас – как сын. А ты – как дочь.
– Спасибо, – поблагодарила их Дина, понимая, что это не пустые слова. Она посидела с ними, пока они ели. Со своего места Нусван, помахивая тарелкой и вилкой, звал ее, приглашая тоже что-нибудь поесть. Немного позже, ответила жестом Дина, оставаясь с тетей Ширин и дядей Дарабом, которые и во время еды не спускали с нее любящих глаз.
Когда Нусван дал сигнал официантам наводить порядок, в доме еще оставалось несколько гостей. Они поняли намек и, поблагодарив хозяев, распрощались.
Уходя, один из гостей ухватил Рустама за лацкан пиджака и со смехом шепнул ему, обдав запахом виски, что им несказанно повезло: нет ни тещи, ни свекрови.
– Просто нечестно! Счастливец! Никто не станет спрашивать, все ли гладко прошло! И простыню не будут осматривать! – Гость ткнул Рустама пальцем в живот. – Ничего не скажешь, легко отделался!