И нам укрыться было нечем.
ЛЮБОВЬ С ФРАНЦУЗСКИМ ПРОНОНСОМ
Ах, Серёжа, подари мне бусы —
Солнечные брызги янтаря!
Помнишь, целовал меня безусым
В парке, на скамье, у фонаря?
То слова любви шептал на ушко,
То склонялся к девичьим губам…
А теперь ты даришь побрякушки
Старой обеспеченной мадам.
Ах, Серёжа, молодость не купишь,
Ни за рубль, ни за медный грош;
Знаю я, что ты мадам не любишь,
Пропадёшь ты с нею, пропадёшь!
Мне любви, Серёженька, не жалко,
Я любовь кладу к твоим ногам…
Стала я дешёвой содержанкой
С той поры, как ты ушёл к мадам.
У неё – дубовый пол в сортире
И французский, кажется, прононс;
И судачит каждый хлюст в трактире,
Дескать, ты – повеса и альфонс!
Я храню свои воспоминанья,
Нанизав, как бусины на нить…
Тяжелее нету наказанья —
Подлеца красивого любить.
ОКТЯБРЬ, ТРИДЦАТОЕ
И вот Октябрь…
Солнце в Скорпионе
Последнее тепло на землю шлёт,
И каждый, охрой выкрашенный лист,
Танцует для тебя
Дорожный твист.
Предвосхитив восторг и сантименты,
Им дарят дерева аплодисменты,
И свежий ветер, мчась над головой,
Гудит как будто праздничный гобой…
Какое над землёй коловращенье —
Ведь у тебя сегодня День рожденья!
Но как же рдяны, как они ранимы —
Кусты объятой Октябрём рябины…
Октябрь меняет
Трости…
Шляпы…
Платья…
И примеряет белые манжеты,
Он мог бы заключить тебя в объятья,
Но даже не мечтал вчера об этом;
Недолго плакал семенящий дождь,
Нарушив тёмный мир зеркальных луж,
Октябрь снял промокший макинтош,
Он видел, как беспечно ты идёшь,
А рядом – сын и твой любимый муж…
Октябрь, ничуть к ним даже не ревнуя,
Несёт тебе отраду поцелуя!
Тридцатое… Октябрь… Восхищенье…
Ведь у тебя сегодня день рожденья!
ИМЯ ЛЮБИМОГО
Вычеркни имя
из списка живых,
память закрой на засов —
мало ли в жизни было таких,
сколько их будет потом?
Жизнь расползается…
Больше не сшить
из лоскутов одеяло,
ты без него —
и не то, чтобы жить,
даже дышать перестала!
Вытрави, выжги
до пепла, дотла,
сможешь – переиначь;
рубишь живое легко,
сгоряча;
время – судья и палач…
Острая,
жгучая ярость пройдёт,
станет бесчувственней боль;
сердце не терпит
ни лжи,
ни пустот —
имя однажды его зарастёт
сорной травой
лебедой.
Имя любимого —
словно гранит,
больше
в тебе
не болит.
КОНЬЯК
Он приходит в одиннадцать ночи,
Разливает холодный коньяк,
И «три звездочки, сделано в Сочи»
Обещают любовь натощак.
Он ломает судьбу шоколадки
И в колечки свивает табак,
Он – ухоженный, выбритый гладко,
А в глазах – ледяной полумрак.
Он на время глядит между прочим,
Поедая остывший форшмак…
А ей хочется в солнечный Сочи —
Там все пьют натуральный коньяк!
Голубые атласные шторы,
А за шторами – лунный медяк…
Проводив до дверей ухажёра,
Не забыть бы ей вылить коньяк;
Не проспать бы с утра на работу
И захлопнуть калитку – сквозняк!
А на зеркале, с грустной зевотой,
Написать:" Разлюбила коньяк.»
СОРОК ВОСЕМЬ КАРАТ
Я уеду в Италию,
Без истерик и плача;
В майке «топ» и сандалиях
Встречу знойного мачо.
Он покажет мне Пизу
И неапольский вид,
И шенгенскую визу
Непременно продлит!
Будет помнить сердечко
Этот ласковый взгляд…
Он мне купит колечко
В сорок восемь карат.
Вдалеке от Италии,
Где зима – без конца,
Вспомню эти сандалии,
Но не вспомню лица…
Снова ною и плачу
День который подряд:
– Где ты, милый мой, мачо
В сорок восемь карат?
А колечко с опалом
(Все вокруг говорят),
Оказалось обманом
Без желанных карат.
Ох, уж эти сандалии,
Итальянский круиз!
Не поеду в Италию,
А поеду в Тунис…
ЭЙ, ИЗВОЗЧИК!
– Эй, извозчик, пьяная каналья,
Торопи каурку! Вот те крест —
В кабаке на Пятницкой свиданье,
Чёрт не выдаст, а свинья не съест.
– Эй, извозчик, мелкая душонка,
Чёсанки да ломаный картуз!
У меня в кисете есть махорка,
А в кармане – забубённый туз.
– Эй, гони, родимый, по Арбату,