В конце 50-х приподнимается «железный занавес». В страну начинает просачиваться информация о современной литературе и искусстве. Нам стало очевидно, насколько мы выпали из потока истории. Опыт западноевропейского искусства мы, студенты, начали осваивать уже на первых курсах, но искать информацию приходилась за пределами стен училища.

Кое-что было в Ленинской библиотеке, там даже можно было делать копии на микрофильмы; был магазинчик на улице Горького, «Демкнига», там продавались книги об искусстве от чешских и польских издательств.

Но 1963 год нанёс нам тяжёлую травму. Состоялась знаменитая выставка «30 лет МОСХа», на которой махровые сталинские соцреалисты-функционеры, ещё возглавлявшие Академию художеств, испугавшись потери насиженных мест, решили спровоцировать конфликт перед лицом партийного руководства, таким образом избавиться от внутренних врагов в лице молодых художников.

Поначалу конфликт начинался как сугубо номенклатурный, как борьба за власть, за кормушку. Но академики перестарались, и придали конфликту идеологический характер. В результате молодые художники были объявлены едва ли не агентами западного влияния.

План был таков: сразу вскипятить мозги партийному начальству, а затем вторым шагом добить умеренных. Всё произошло точно по проекту. Сначала Хрущёва столкнули с Эрнстом Неизвестным31 и его окружением, потом продемонстрировали представителей сурового стиля (Коржев, Никонов32, Андронов33, Пологова и ряд других авторов), а там дошло и до обнажённой Вальки (картина Фалька «Обнажённая»)…

Провокация удалась. С этой выставки начался закат оттепели, которая с приходом Брежнева и закончилась.

Эта выставка сначала нас очень возбудила, а дальнейшие события, которые последовали за ней, и за которыми мы внимательно следили, привели нас в отчаяние. На наших глазах такие герои выставки как Никонов, Андронов, Захаров склонили головы.

Зато появились новые герои: Неизвестный, Янкилевский34 и другие, которые мужественно пошли своим путём.

Общественный климат помрачнел, помрачнела и Строгановка. В общежитиях, пока студенты были на занятиях, прошли обыски. Все свои непрограммные опусы пришлось вытащить из углов и попрятать. Атмосфера свободы была утрачена.

С этого момента художники, искавшие свободного творчества, ушли в андеграунд.

Я защитил сразу два диплома. Первая, официальная, работа была выполнена в Строгановке и сдана на «отлично».

Вторым «дипломом» была серия сюрреалистических работ (их было около десяти), которые я делал параллельно, дома. Оппонентами на защиту я пригласил всю нашу группу, во главе с Сашей Волковым, сыном знаменитого художника Волкова из Ташкента.

Вот тут-то я на «отлично» не вытянул! На этом с сюрреализмом35 я покончил навсегда, пройдя его, как обязательный урок, и оставил на память всего две работы, наименее сюрреалистические из всех (одна из них сейчас находится в коллекции у Дудакова).

Итак, в 1966 году, на излёте эпохи хрущёвской оттепели, я закончил Строгановку. Меня снова охватил ужас. Пока я был студентом, жизнь моя была расписана на несколько лет вперёд. Я страстно учился. Учился ремеслу, учился творить, буквально руками перемесив всю историю искусств вплоть до первой половины ХХ века. И вот, период моего ученичества оканчивается. Что дальше?

При МОСХе существовало молодёжное объединение, которое помогало выпускникам оформить себе мастерские в нежилом фонде. Что я сразу же и сделал.

В 1966 году я оформляю на себя мастерскую во 2-м Щукинском проезде, что около площади Курчатова, и эта мастерская становится местом постоянных встреч тесного круга большой группы молодых ребят, пока ещё не художников, но очень желающих быть таковыми. Они ещё только осваивают мировой опыт и читают, читают, читают. Мастерская становится дискуссионным клубом. Здесь работают Орлов, Косолапов и Соков, сюда приходят Пригов, Юликов