Он записал, как главный обвинитель, Роберт Джексон, произносил свою вступительную речь, говоря о важности этого процесса для всего человечества. Секулярис отметил каждую фразу, каждую интонацию, с которой Джексон произносил свои слова:

– Мы привлекаем к суду не отдельную нацию, а конкретных людей. Преступления против человечества не должны оставаться безнаказанными, и этот процесс станет уроком для будущих поколений, чтобы подобное никогда не повторилось.

Секулярис внимательно зафиксировал эти слова, понимая, что они станут символом справедливости для многих поколений. Он записал каждый взгляд, каждое движение подсудимых, когда им зачитывались обвинения – геноцид, военные преступления, преступления против человечности. Он запечатлел, как лица этих людей, казавшиеся сначала высокомерными, постепенно начинали меняться, когда осознание их неизбежной участи становилось всё более очевидным.

Затем Секулярис сосредоточился на показаниях свидетелей. Он записал рассказы тех, кто пережил ужасы концентрационных лагерей, тех, кто видел массовые казни и разрушения. Каждый рассказ был полон боли, и Хранитель с особой тщательностью увековечил эти моменты, пронизанные эмоциями, чтобы они никогда не были забыты. Голоса этих людей теперь звучали, как эхо через века, а их слова оставались живыми в памяти времени.

Он записал сцену, где один из подсудимых, бывший высокопоставленный офицер СС, первым признал свою вину, сломавшись под давлением неопровержимых доказательств. Этот момент, когда человек, который казался воплощением жестокости, наконец, признал свои преступления, был важнейшим для Секуляриса. Он зафиксировал не только слова признания, но и изменения в атмосфере зала – напряжение, которое сковывало всех присутствующих, и внезапное облегчение, когда правда наконец была произнесена.

Секулярис записал также момент вынесения приговоров. Он отметил, как каждый подсудимый вставал перед судьёй, ожидая свою участь. Судебные приговоры – суровые и справедливые – звучали как окончательное слово истории, как попытка восстановить справедливость, хотя бы частично. Хранитель также записал выражения лиц тех, кто был приговорён к смертной казни, и тех, кто получил длительные сроки заключения.

Записывая каждый момент, Секулярис следил за тем, чтобы создавался новый узор на Гобелене Времени, который будет служить напоминанием для всех поколений. Он был сложным и многослойным, полным тёмных и ярких нитей, отражающих борьбу человечества за справедливость и истину.

Хранитель, отключив голограмму, обратился к своим ученикам:

– Вы видили перед собой одно из важнейших событий в истории человечества. Это момент, когда справедливость и истина столкнулись с величайшим злом, которое знала история. Что вы думаете об этом? Как вы ощущаете увиденное?

Милтон, задумчиво глядя перед собой, первым нарушил тишину:

– Это невероятно сильное зрелище. Я чувствую, как тяжесть всех этих событий ложится на мои плечи. Но что меня больше всего поражает – это хрупкость памяти. Я понимаю, почему вы решили записать это событие с такой тщательностью, Секулярис. Но какова гарантия, что будущее поколение действительно извлечёт урок из этого процесса?

Хранитель, медленно повернувшись к Милтону, ответил:

– Память – это нить, которая легко может порваться, если её не поддерживать. Именно поэтому важно не только записать событие, но и вплести его в общий узор Гобелена Судеб, чтобы оно стало частью исторического наследия. Этот процесс – не просто суд, это напоминание о том, что зло может быть побеждено, если человечество объединится ради справедливости.