«Змеиное логово».

Спутником Кинаэль был Мерелис Тод, верховный судья из знакомой Зорану и далеко не освобожденной от преступности Трезны.

Сам Мерелис при этом пышными речами убеждал всех в обратном, приводя статистические данные:

– Без ложной скромности заявляю, что за время моего нахождения в должности уличная преступность в Трезне снизилась на пятьдесят шесть процентов! А соблюдение налогового законодательства и вовсе находится на особом контроле!

– А что стало с вашим градоначальником? С бароном Дунканом вар Рерихом? – поинтересовалась Тэя.

Зоран заметил, как Мерелис слегка побледнел и замешкался.

– Эээ… он скончался… скоропостижно. Проказа, знаете ли. Смерть Дункана – воистину черная страница в истории нашего города. Вся Трезна оплакивала его. Он был весьма известен тем, что одинаково заботился как о знати, так и о простых крестьянах и ремесленниках.

Зоран не сдержал смех, но быстро заставил себя успокоиться. Это заметили почти все чародейки и их спутники, в том числе Кинаэль, которая тотчас злобно посмотрела на самозваного детектива, но промолчала, увидев, как в ответ на нее бросила столь же ненавидящий взгляд Адела.

– Но кого же назначили на пост мэра вместо него? – продолжила интересоваться судьбой Трезны черноволосая чародейка.

– Пока что никого, – отозвался Мерелис.

Беззаботные и полные лжи разговоры продолжались еще около получаса, после этого Тэя громко произнесла:

– Сестры, пора начинать!

«Начинать что?»

Вдруг чародейки практически синхронно хлопнули в ладоши, и свет тотчас куда-то пропал, будто его стерли из этого мира, и стало совсем темно. Зоран огляделся по сторонам и посмотрел вверх, в надежде увидеть полное звезд небо. Но вокруг было лишь черное полотно. Абсолютная, непролазная тьма. И тишина – музыка также перестала играть, а голоса умолкли. Зоран не чувствовал рядом с собой Аделу, но все еще чувствовал под собой стул, что давало понять – он все там же, на Лысой горе. Но где тогда Адела? Почему он перестал видеть и слышать? Он ослеп и оглох? Нет, он чувствовал, что это не так. А еще он чувствовал какое-то странное, неведомо откуда взявшееся спокойствие на душе. Кроме того, мышцы перестали ему подчиняться, и он не мог заставить их поднять свое тело со стула, так же как не мог ничего вымолвить. Не мог и почему-то не хотел.

Зорану еще не приходилось иметь дело с магией, но сомнений не было – это была именно она.

«Чертово волшебство».

Вдруг он услышал голос. Он не принадлежал какой-то одной из чародеек. Это был голос всех их сразу, и нотки Аделы тоже в нем присутствовали. Не хор, а один голос, слитый воедино из семи других. Семикратно властный, семикратно звонкий, семикратно сильный и необычайно прекрасный, но при этом до дрожи пугающий и доносившийся будто из другого мира.

– Говорите. Правду, – повелевающе сказал голос.

И вдруг Зоран почувствовал, что вновь обрел способность говорить. Остальные мышцы все еще его не слушались, но язык так и рвался в бой. Причем Зорана одолевало жуткое желание говорить все, что требует его душа. Только правду. Но он пока что держался и молчал. Остальные спутники чародеек оказались слабее и завели свои невольные, но самые искренние речи.

– Если честно, – начал полководец Клем Валетудо. – я не думал, что мне придется сидеть здесь со всяким отребьем, вроде этого Третиса и Зорана. Это же просто два безродных болвана, портящих праздник своим видом.

– Если честно, Клем, – парировал его Третис. – мне тоже противно находиться здесь с тобой, псевдогероем. Вместо басен о своих подвигах и «гуманного отношения к пленным» рассказал бы лучше, как ты насиловал женщин в разграбленных тобой деревнях и сдирал кожу с их мужей, если они сопротивлялись.