По большому счёту в последнее время пишу это всё больше, чтобы поразвлечь моего дорогого друга, Кира, который таким образом проводит на мне исследование. Мол, может ли демон тьмы написать творение. Конечно может, Кир, если я морок могу на кого угодно навести, я что, с этим твоим писательством не справлюсь? Ты, конечно, грезишь себе, что скоро станешь великим писателем, ещё чуть-чуть и вот-вот, но в самом то деле, бросай страдать хернёй, я же здесь из-за тебя. Пора заняться делом, до конца уже стать тёмным или на крайний случай демоном, и отправляться в наш путь. Ан нет. Не пойдёт, говорит, ещё Эмму ему подавай, видите ли, меня одного, только вернувшегося из лона мира Мидгарди ему мало. Ладно-ладно, посмотрим. Напишу книгу в сто раз лучше, целый роман, тогда и поговорим. Да и закину его в другой мир, как и собирался.

Покончив с размышлениями, хотя бы на пять минут, это я шагнул с крыши бублика и устремился вниз. Как это часто делаю в последнее время, пытаясь вновь выпустить свои чёрные крылья. И… Снова не получилось. Тогда я просто закрыл глаза и через пару мгновений плюхнулся с шестого этажа аккурат на брусчатку между газоном и стеной. Заботливые озеленители не забыли оставить на вечер включённую поливалку. Пока я собирался в подобие человека из буро-чёрной кляксы, та то и дело заливала меня, заставляя вновь разъезжаться на составляющие. Тела как такового у меня и не было, в человеческом понимании вещей. Я был скорее самоподдерживающейся формой тьмы. Боль, конечно, присутствовала, но такая ерундовая, что можно было класть на неё с прибором в таких ситуациях. Хорошо, хоть я в любой форме могу поддерживать тьму, которая оставляет меня нераспознанным для человеческого или электронного глаза. Иначе бы после таких нырков с большой высоты моё склизкое тулово рано или поздно бы опознали на своих камерах. Ну или я бы точно довёл бы какую-нибудь старушку до инфаркта.

Через минут пятнадцать я всё же собрался в недовольную кучку большего размера, ударом ауры откинул от себя поливалку и продолжил формирование. Ещё через некоторое время уже стоял, поправляя одежду и оплакивая свой телефон. Ну надо же быть таким бестолковым. Второй телефон за месяц и сразу в щепки, а наушники из ушей вообще повылетали куда-то и затерялись в траве. Кир меня убьёт, ну точно. Надо будет зайти с другой стороны и попросить Лану, его девушку, купить мне новый аппарат. Должно получиться. Она очень хорошая и добрая, а ещё у неё больше денег. И тем более, на той неделе я поздравил её с днём рождения. Наверняка припомнит добро и не откажет.

Когда красноволосая перестала стонать окончательно, я уже подавил порыв смеха. Её бойфренд, не помню, как будет на русском, видимо, решил меня добить. Закончив прислушиваться, тот весьма уверенным тоном сказал: «Это птичка», а потом продолжил: «А ну иди сюда, моя шлюшка красненькая».

«Ах ты ж сукин сын, решил мне охоту испортить!» – подумал я, просто уже загибаясь от едва ли сдерживаемого хохота, загибаясь, вися вниз головой не стене уже на трёх конечностях, рукой держась за живот. Пришлось оборвать поисковый контакт с тем парнем и окончательно погрузиться во тьму. Найти, и так я его нашёл, а вот успокоиться надо. В принципе, надо было это сразу сделать, но и во тьме не скроешь внезапный удар лбом о стенку. Медленно отползая назад, это вверх, получается, я уже не сдерживал хохот. Всё было так тупо и одновременно противно, что я просто гоготал. Ну надо же! Вот даёт! «Шлюшка моя, красненькая» говорит. You're a red-faced bitch, получается. Ах-ха-ха-ха. Какой самец здесь поселился. Забывшись, я даже пару раз врезал рукой по стене. Благо хотя бы гравитация мною не ощущалась во тьме, так бы точно запутался уже в контроле за силой и сверзился вниз. Но вот после того, как до меня дошло, что я сделал, я уже точно успокоился. Я, мать его, прямо сейчас снова демаскировал себя. Поняв оплошность, дал себе же в лоб от негодования, но долго злиться не смог. В голове вдруг всплыла такая картинка: этот мачо через «о» и «а» лежит такой на своей красноволосой подруге, ритмично двигается, словно швейная машинка, конечно, не забывая шептать той горячо на ухо «Ты моя шлюшка, ты моя красненькая шлюшка», и при звуке моих ударов по обшивке, просто-таки не сбавляя темпа, снова такой к её уху приближается, горячо и влажно дышит, и говорит: «А это две птички».