– Итак, пока что я не могу сказать наверняка. Нужно время, чтобы найти ещё критерии для сравнения. Будьте готовы прийти сюда вновь.

Капитаны ушли. Но даже теперь Лукреций не остался в одиночестве. Только дверь закрылась за одними, в неё сразу же вбежал его личный помощник и в целом крайне хороший человек.

– Вы закончили?

– Да. Все они говорят одно и то же.

– А что вы хотели? Море дурака к себе не пустит.

– И то верно. Нужно зацепиться за что-то, понять, что мы упускаем.

– Мы упускаем прибыли, господин, это точно.

– Да подожди ты со своими деньгами, Якоб! Над всем флотом Картрада нависла неизвестная угроза, а мы даже не знаем, в чём она заключается.

– Но мы и не лекари, это их заботы. Мы торговцы и должны торговать.

– Прости, нет. Сегодня ночью я думал, а за сегодняшний день окончательно убедился в своём решении. Я вынужден перекрыть все торговые пути.

Низенький мужичок встрепенулся. Его будто бы оскорбили, плюнули в самое лицо и затем испинали на конюшне. Негодованию его не было предела.

– Как же так, мой лорд! Это недопустимо! Мы потеряем половину всего, что у вас есть сейчас!

– А если продолжим убивать своих моряков, отправляя их на верную смерть, от нас откажутся абсолютно все поставщики.

– Пощадите хотя бы мелкие суда! Они и ездят недалеко, и возвращаются быстро, а товаров возят на добрую треть от общих доходов!

– Быстро возвращаются, говоришь?

– Ну, да. Неделька-полторы, и уже здесь стоят.

– И целые, не заболевают ничем?

– Почти ничем. Если и помирал кто-то, то они и до этого не особые жильцы были, ничего удивительного.

Лукреций зевнул и сложил руки на столе, о чём-то усиленно думая и поглядывая на своего товарища.

– Странно. Если так посмотреть, то появление скорбута зависит от времени в пути. Но ведь Цитира не было в Адрианополе семь с половиной недель, а они все здоровёхонькие. Его корабль разрушает все мои догадки. В нём кроется разгадка. Но ты меня убедил, мелкие суда пускай продолжают работу. Так хотя бы не уйдём в убыток. Отдай соответствующие распоряжения.

– Цитир этот, я вам скажу, мой лорд, тот ещё плут и ворюга. Я несколько раз с них выходил. И что вы думаете? Подворовывает он, я вам говорю! Вот этими глазами видел!

– Себе в карман?

– И не только! Один раз сотворил какую-то сумятицу с бумагами, да получилось так, что у него целых две бочки клюквы незаписанные на борту оказались, представляете? Он, хоть и подлец последний, но команду свою любит. Каждому тогда раздал. Я тогда первый раз за жизнь клюкву ел. И теперь, даже предложат – не буду. Кислятина редкостная.

– Хватит своих россказней, Якоб! Имей совесть! У меня матросы умирают, а ты со своей клюквой.

– Не только клюквой! Он ещё один раз весло к себе в дом утащил!

– О, Двести! – Лукреций ушёл к себе в покои.

На следующий день вести были не лучше: из плавания не вернулось более сотни человек, а это практически одна целая деревня где-нибудь на задворках царства. Безусловно, какой-то уровень смертей был на море всегда. И от этого «морского мора» умирать стали не вчера, но такой размах скорбут приобрёл именно в последнее время, когда торговые компании, в том числе и Лукреция, стали осваивать всё более протяжённые маршруты.

Бороться с этим пытались по-всякому: кто-то посылал на борт монаха, который должен был молиться богам за здравие моряков. К слову, обычно они, ведущие аскетичный голодающий образ жизни, самыми первыми и погибали, и потому от такой идеи вскоре отказались.

Другие, кто видели в алкоголе спасение и обезболивание, разрешали своим работникам упиваться, чтобы проспиртованных моряков ничего не брало. Результат предсказуем – старшие чины обирали младших и, осушив все бочки в первые дни плавания, в лучшем случае садились на мель, про которую в пьяном бреду забыли, в худшем же – обломки, тела и пустые бутылки прибивало к берегу где-то рядом с деревеней, где играли малыши.