– Я думал, что не могу уснуть из-за работы, но тут её нет и в помине, вот только спать я стал ещё хуже.

– Просил бы вас пощадить себя, да знаю, что не вы в этом виноваты.

– Не жалей меня. У нас не так много времени, так не будем тратить его попусту. Расскажи мне, что стало с городом.

– Если кратко, то наш родненький Адрианополь стал помирать потихоньку. Люди пока нормально живут, но вот торговцы и прочие… они загибаются. Когда произошёл разрыв со столицей, это ударило в первую очередь по торгашам и строителям. Теперь сроки поставок возросли в тысячи раз, когда раньше доски и разные побрякушки бросали в Иолус, теперь везут их лошадьми неделями.

– В нашей сфере как?

– Корабли не так сильно пострадали. Мы привыкли перемещаться по морю, но вот в столице моряки потеряли почти все контракты. Никто не станет есть рыбу, которую везли к тебе так долго. Сейчас некоторые позакрывались, но картина не такая удручающая, как с остальными.

– Что делает управитель?

– Да ничего, – плюнул он в сторону. Надзиратель строго взглянул на него.

– Ну разумеется. Сейчас необходимо быстро перестроиться под новые условия игры, а он лишь упивается своей победой. После захвата власти он будто бы с катушек слетел. Ладно, теперь это его проблемы. А что с…

– «Холодным ветром»?

– Нет, сперва я хотел бы узнать про свою жену.

– Ай, без разницы, одна история. Фероксиния прибрала компанию к своим рукам, поклявшись в верности новому управителю! Она предала вас, а меня вышвырнула из «Ветра» как собаку! Вы представляете?

Но солидарности он не встретил. Лукреций продолжал смотреть в одну точку и разговаривать монотонным голосом.

– Предала? Нет. А что, было бы лучше, отдай она управление Раду? Пускай не я, так другой Дивус управляет компанией. Иное дело, что она уволила тебя. Это жестоко.

– Воистину так, господин! Кушать нечего, питаюсь тем, что сохранил с лучших времён, а теперь, даже будь деньги, не купил бы ничего, потому что цены раза в три подскочили из-за издержек по доставке. Почему я им должен это оплачивать? Я хлеб хочу, а не телегу.

– Не кручинься, мой старый друг. Уверен, ты ещё вернёшься в мой «Ветер».

– Молю Всеобщего. А вы святого Дивуса молите, чтобы уберёг.

Лукреций фыркнул.

– Ну и чего я плохого сказал? Это вы, молодые, думаете, что сами всё можете.

У Якоба заурчал живот.

– Ох.

– Совсем всё плохо?

– Скучаю я по той вашей бабульке. Помните, заходила к вам иногда. Фитушка Лин. Как звала в гости, так угощала чем-то. Как вспомню, так слюнки текут.

– А её так и не видно в городе?

– Я с ней давно уж не пересекался, но так и мы не в деревеньке живём, может, переехала куда и теперь по другим дорогам ходит. Скучаю я по ней и по её стряпне.

– Помнишь лавочника, к которому я посылал тебя за верёвками и воском?

– Да.

– Если он ещё не закрылся, сходи к нему, он тебя едой не обделит. Скажи, что я попросил.

Стражники напряглись. Прямо сейчас им открытым текстом сказали, что в городе ещё остались сочувствующие Лукрецию, но они не могли с этим ничего поделать, так как не услышали ни имён, ни точных мест. Однако, время уже подходило к концу, и потому главный надзиратель вытащил меч из ножен и положил его между двух собеседников.

– Я обрываю ваш разговор. Достаточно. Для первого и последнего раза.

Юноша покорно встал и, не попрощавшись, устремился в свою камеру. Якоб, расстроенный так внезапно завершившимся разговором, поплёлся домой, заглянув перед этим к тому самому торговцу.

Двое разошлись и с тех пор не виделись уже больше двух недель. Лукреций не знал, чем себя занять. Камера его не была пустой каменной темницей. Несмотря на презрение со стороны управителя, Дивусы были богатейшими дворянами, и закон требовал соответствующе обустраивать их место принудительного содержания. Однако, кроме мягкой кровати и письменного стола там ничего не было. Шкаф с парой книг оттуда вынесли в первые же дни под предлогом ремонта полок, но до сих пор так и не вернули.