– Я гляжу, ты все еще носишься с этой круглой железкой, старый скупердяй! – ответил толстяку Титус, и тот стал того же цвета что и его передник, грязно-серого. Хозяин трактира сделал три шага вперед и, вытянув перед собой трясущуюся руку, указал на Титуса и пролепетал:

– Ты!?! Это действительно ты!?

– Девочки, усадите нашего многоуважаемого владелmwf трактира, а то, боюсь, он сейчас в обморок грохнется… – Титус сиял довольной улыбкой, замешательство толстяка, похоже, сделало его по-настоящему счастливым.

– Еще ни один отпрыск моего рода не грохался в обморок, – возразил встрепенувшийся толстяк, – хотя на мгновение я решил, что передо мной призрак.

– Я не призрак, и если ты нальешь мне из твоих лучших запасов, я тебе это докажу.

Наш старый учитель никогда еще не выглядел столь величественно и властно, он преобразился, как будто стоял не на пороге захудалого трактира, а в тронной зале.

– Сатинка!!! – заревел толстяк в сторону кухни, – Сатинка, приготовь мой личный кабинет на?..

– На семь персон, – подсказал ему Титус, и старик продолжил орать:

– На семь персон, и подай все самое лучшее! Из моих личных запасов! Слышишь?

– Слышу, слышу, твой ор слышат и в Пеларе! – говорившая женщина неопределенного возраста, в старой одежде неопределенного цвета, наградила нас с порога кухни недовольным взглядом и отправилась греметь посудой.

– Не обращайте внимания на старую ведьму, – весело сказал толстяк, особенно громко произнеся последние два слова и жестом приглашая нас следовать за ним.

– Послушай, дружище, во что ты превратил это заведение, – изумлено спросил Титус, когда мы поднимались по узкой, скрипучей лестнице на второй этаж. – Шикарное было место, даже девушку не стыдно было пригласить на ужин.

– Все меняется, мой друг, все меняется.– Вздохнул трактирщик и распахнул маленькую дверь, которая могла вести только в чулан.– Добро пожаловать в мои личные апартаменты, друг мой! Ну, и вы, мальчишки, входите, не стесняйтесь, хотя грязи от вас будет, за месяц не выгребешь.

Мы переглянулись с девчонками и, не обращая внимания на последние слова толстяка, вошли в его «апартаменты», согнувшись в три погибели. Мы оказались в удобном и очень опрятном кабинете, стены которого были увешаны картами и заставлены книжными шкафами. Всё в обстановке этой комнаты сочеталось с ее владельцем, особенно когда он снял передник и надел приличный камзол.

– Вот теперь я узнаю своего старого друга, – воскликнул Титус, и они крепко обнялись.

– Дружище, я рад тебя видеть, хотя и был убежден, что ты давно умер. – Трактирщик посмотрел на Титуса пристально и строго. – Значит, старая железяка снова зашевелилась!?

«Сам он старый боров», – возмутилась «старая железяка», и я еле сдержала улыбку.

– Теперь он не со мной! – Титус сделал жутко загадочный вид, и я поняла, что нам нужно помалкивать.– Но ты не волнуйся, он безопасен, по крайней мере, на некоторое время.

– Ну, и слава Богу! Слава Богу! А кто эти грязнули, что таскаются за тобой? – толстяк говорил без презрения, но от этого обида была не слаще.

– Поаккуратней, старина, иначе твоя репутация дамского угодника канет в лету, – прошептал Титус так, чтоб все слышали.

– А причем здесь эти маль… – Толстяк внимательно посмотрел на наши широко улыбающиеся перепачканные и загорелые лица, и на его лице появилась понимающая улыбка, – Так ты хочешь сказать, что это девицы? Титус, ты старый развратник! Пятеро сразу, это слишком даже для такого сердцееда, как ты!

– Жар Жак Федерик, владетель Диспон, ты совершено не изменился, и по-прежнему судишь обо всех по себе. Эти благородные девицы – мои воспитанницы, и они хотят помыться, отоспаться, поесть по-человечески и отправиться в дальнейший путь.