– Ты хочешь мне помочь, милое дитя? – прохрипел Лоуси.

– Да, – закивала головой дочь Стизора.

– Отпей моего чаю, и я сразу стану жить, – как всегда, смешав местное наречие с общим языком, прошипел словно змея старец.

Стизор пытался закричать, но голос застрял у него в груди. Силы в ногах покинули его. Он не мог пошевелить ими. Он кричал, но голос его был тихим, и его слова не доходили до дочери, которая уже взяла сосуд из рук старца и начала жадно пить, а Лоуси встал на ноги, вытащил нож Стизора из своей груди и вонзил его в горло девочки. Фьюргюна словно и не заметила этого. Она продолжала с жадностью пить, а ее мать в это время тонула в радужной жидкости и молила о помощи в перерывах между изрыганиями радуги.

Старик же выпрямился, и его злорадствующее лицо стало исчезать, превращаясь в лик бестелесного. Едва Стизор успел подумать, как же так случилось, что Лоуси оказался бестелесным, как его лицо снова приобрело черты обычного человека, и перед ним предстала Ксиань.

То явно было иллюзией. Ксиань не могла так поступить с его дочерью, а это существо пытается выдать себя не за того, кем является в действительности. Нужно было уничтожить его немедленно, но Стизор по-прежнему не мог пошевелиться. Он пытался кричать. Он пытался достать свой меч. Он пытался сделать хотя бы шаг. Однако тело его более не подчинялось ему. У Стизора потекли слезы по щекам, а это существо с лицом Ксиань шептало ему:

– Тише, милый. Тише, моя любовь. Я рядом. Я люблю тебя. Это лишь сон. Тише, мой родной.

Сон! Ну, конечно же, это был сон. Какое облегчение! Теперь Стизор проснулся, но почему-то не смог открыть глаза, как и не смог пошевелить руками и ногами.

Голос Ксиань ласкал его уши, но вновь отдалялся куда-то, а Стизор снова погрузился в сон.

Ему все время продолжал сниться какой-то бред, который непонятно как вообще зарождался в его голове. Порой эти сны были настолько нелогичными и бессвязными, что их даже запомнить было нельзя, но заканчивались они всегда Ксиань. Милая Ксиань! Она ведь оказалась права. Не стоило тогда уходить. Она же сказала, что если он пойдет в этот поход, то они потеряют свое счастье. Стизор не послушался. Он не предпринял никаких действий, когда заподозрил ее дочь Тхи в предательстве. То, что он намекнул Ксиань, чтобы она поговорила со своей дочерью, что ей не стоит бегать по джунглям, – не считается. Нужно было предпринять более жесткие меры. Радует хотя бы то, что ее удалось спасти от бестелесных… или не удалось, раз они потом напали на их поселок. Было ли это нападение? Или это лишь очередной сон? Стизор не помнил.

Когда в очередной раз Стизор проснулся, он сумел открыть глаза. Действительно он лежал на кровати в доме Ксиань. Он с облегчением вздохнул, когда обнаружил это. Однако встать ему не удалось, словно он был приклеен к этой кровати.

Стизор повернул голову и увидел Ксиань. Она стояла в легком платье возле стола спиной к Стизору, но тут же обернулась, когда услышала, как тот повернул голову. Стизор улыбнулся ей, но она почему-то осталась печальной и приложила свой указательный палец ко рту с просьбой сохранить молчание. Островитянин хотел уточнить, зачем она просит об этом, но силы вновь покинули его, и глаза сами по себе закрылись.

Ему показалось, что он закрыл глаза лишь на мгновение, но когда открыл вновь, уже была ночь. Он снова моргнул, и наступило раннее утро. Стизор точно знал, что сейчас раннее утро. Он помнил, как поют птицы в это время. Помнил эти ароматы вокруг во время занятий утренними танцами вместе с Ксиань… а потом без нее…

Наверняка и сейчас Ксиань на крыльце занята своим утренним ритуалом. Стизор много бы отдал за то, чтобы взглянуть на ее грацию. Еще больше бы он отдал за то, чтобы обнять ее за плечи, расцеловать ее лицо и шею, покрыть поцелуями все ее тело, как он делал раньше.