Мицухидэ сдержанно молчал, не меняя позы. Юнец тем временем видел, как на белой коже сестры появился порез, как тонкие карминовые струйки потекли по шее. Он бессилен перед взрослыми вооруженными мужчинами. Что он может сделать в такой ситуации? Ему хотелось разреветься и умолять, он был готов на что угодно, лишь бы сестра жила, но страх парализовал тело. Так ему казалось.

– Если вам нужен воин, – выдавил жалобно мальчонка, – это не я. Прошу вас… – его голос осекся. – Нет. Я умоляю вас, позвольте поменяться с Оити местами. Обещаю, от нее будет гораздо больше толку, нежели от меня. Умоляю вас.

Он склонился лбом в пол, Дзиро видел, как страх колотит его тело, слышал, как сбилось от страха дыхание.

– Самопожертвование и братская любовь столь девственная и чистая, что аж слеза наворачивается, – всплеснул руками самурай и развязно расхохотался. – Ты должен знать, что я поощряю подобную отвагу, сын Нобухидэ.

Здесь не работали законы морали, а кодекс бусидо сильно видоизменялся. С малых лет, малышей приучали смело смотреть в глаза смерти, внушали, что, если того будет требовать долг – не моргнув глазом отдать жизнь за командира – дело чести. Но в то же время, стоило лишь выглянуть за пределы додзё, и можно было увидеть и учуять растленное общество, погрязшее в похоти, пьянстве и презрении друг к другу.

Зачастую черные мечники пополняли ряды рекрутов, нападая на известные самурайские дома, забирая детей силой, оставляя после себя руины. Но не брезговали и добровольцами, да странствующими безродными воинами, однако далеко не все оказывались способны удовлетворить Дзиро своими навыками. Не оправдавших его интерес наемников, как правило, больше никто не видел.

Они называли себя Черной Цитаделью, над чьим именем висела зловещая легенда, отпугивающая даже бакуфу9. Поговаривали, что призрачные самураи являлись в самый разгар сражений, сметая всех на своем пути. Легенд и сказаний было великое множество, среди которых имело место быть и происхождение названия. Простой люд любил сочинять байки, запугивающие детишек. Одни рассказывали, будто и название, и монсё10 клана родились еще в незапамятные времена от некой проклятой черной башни, что хранит в себе артефакт, охраняемый неведомой силой. Другие выдумывали истории, повествовавшие о некоем оплоте – концентрации дьявольской силы, куда воинов изрыгает сам Дзигоку11. Некоторые из селян даже прозвали черных мечников Синигами12 и распускали слух, что те пожирают младенцев каждое полнолуние.

– Детство кончилось! – с ледяным торжеством объявил Акэти Мицухидэ.

С самой первой встречи присутствие молодого капитана вызывало у сына Оды Нобухидэ болезненные спазмы. Он не мог заставить себя даже мельком взглянуть в его глаза, но хорошо запомнил их цвет расплавленного золота. Они отражали тусклый свет свечей в комнате, где отец отважно стремился защитить семейство. В этом волчьем взгляде всегда сквозил холод, всегда отражалось высокомерие и брезгливость к тем, кто стоял ниже рангом. Такие герои, как Акэти Мицухидэ, в детских сказках выступают главными злодеями. В сказке с участием наследника семьи Ода, капитан стал именно таким человеком. Человеком, разрушившим его маленький и уютный мир в один взмах меча, но по иронии, их судьбы плотно сплелись, по иронии впредь мальчик должен подчиняться приказам этого человека чтобы выжить. Он не был бойцом, никогда не умел давать отпор обидчикам, однако без страха мог подставить спину ради защиты ближнего.

– Вы добьетесь всего сами, – продолжал Акэти, теперь представший учителем для всех собравшихся в стенах додзё детей. – Хотите вы того или нет, в итоге, как любое живое существо, вы приспособитесь. Вы захотите жить, возжелаете стать лучше других, вы отречетесь от такого понятия как дружба и забудете, что такое доверие по одной простой причине: в стенах этого города нет места слабым соплежуям. Право существовать под этим небом придется заслужить. Участи проигравших в схватке с Судьбой – я не завидую, но поверьте, засвидетельствовав, как ловко она отсеивает ненужный сброд, вам захочется отбросить все моральные принципы, обусловленные человечностью, и превратиться в зверя. Вы станете такими или будете выкинуты за безбрежные просторы вечности.