В полдень, когда жара стала невыносимой, Макота скомандовал привал. Така настоял, чтобы проехали немного дальше, объяснив Крючку: здесь пустыня злая, здесь нельзя.

Когда он выбрал место для лагеря, транспорт выстроили в круг, и людоед во всеуслышание объявил, что за пределы круга выходить ни в коем случае не надо, чего бы ни случилось. И вроде все поняли, что Така не шутит, но нашелся-таки один, который постеснялся справлять малую нужду при товарищах. Он пролез под днищем грузовика и неспешной походкой, показывая, что не боится россказней какого-то дикаря, отошел от стоянки шагов на двадцать, повернулся к бандитам спиной. Они хохотали ему вслед и подначивали. Смельчак, отвечая шуточками, журчал в свое удовольствие. А потом вдруг замолчал, пошатнулся и упал на спину.

– Гаврош! – позвал стоявший рядом с телегой Малик.

Тот, раскинув руки, засучил ногами. Агония длилась недолго – вскоре он затих. В лагере повисла тишина.

Проводник покачал головой, подошедший Макота спросил у него:

– Слышь, чего это с хлопцем приключилось? Опасно там? Забрать его можно?

Людоед кивнул:

– Можно, да. Нет медуз.

Он поманил пальцем двух самых молодых бандитов, Дерюжку с косоглазым Лехой, но те не пошевелились. Макота положил ладонь на кобуру. Така пролез под грузовиком, и молодежь гуськом, шаг в шаг, потопала следом.

Когда Гавроша положили у ног атамана, тот сказал:

– Он же не мертвый!

Бандит на земле иногда вздрагивал, ноги дергались, пальцы сгибались и разгибались.

Макота многое повидал на Пустоши, но в Донной пустыне он раньше не бывал, местных условий не знал. К примеру, атаман и не подозревал, что человек с дырой в горле может еще жить.

– Рыба-игла, – пояснил Така.

Лежащий в клетке Туран прислушался к разговору. Из рассказа людоеда стало ясно, что в Донной пустыне обитают твари, которые годами сидят в иле, дожидаясь, куда бы отложить икру. Точнее – в кого бы. Если расковырять Гаврошу шею, можно найти внутри тонкую гибкую рыбку, которая умеет вытягиваться в струнку, становясь тверже камня. Но проводник не советовал этого делать – шибко хорошо рыбка прыгает, мало ли.

– Он еще жив. – Така почесал загорелую шею, потрогал кадык. – Икра там. Пять дней жив будет. Может, семь. Потом мальки вылупятся. Пожрут его изнутри, им вкусный он. Таке нет, Така не ест кого ведет.

– Ну и чё делать теперь? – спросил Макота.

– Така помочь не умеет. Никто не умеет. Умрет мужик.

Атаман кивнул и приказал добить Гавроша. А сам отвернулся и пошел к себе в «Панч».

Бандиты нерешительно переглядывались. Один из них, которого звали Кромвель – высокий, худой, с узким серым лицом и белыми волосами, с треснувшим моноклем, от которого к уху тянулась проволока, – достал из кобуры длинноствольный серебристый револьвер. Кромвель пришел в банду откуда-то с запада, говорил с заметным акцентом и был лучшим в клане охотником на сайгаков. Во время путешествия Туран заметил, что убийства доставляют охотнику удовольствие, лицо Кромвеля, когда он всаживал пулю в кого-то, в зверя или человека, розовело, глаза становились шальными.

Он встал над дергающимся Гаврошем, направил длинный ствол ему в голову и выстрелом разнес череп. Некоторые отвернулись, молодой Дерюжка тихо охнул, а Леха вдруг согнулся пополам, держась за живот. Его стошнило.

Бандиты стали расходиться. Така залез на повозку, сел рядом с сумрачным Крючком и сказал:

– Ветер меняется. Иловая буря скоро.

В детстве у будущего атамана не было даже игрушек, зато теперь он мог позволить себе всё. Или почти всё. Закинув ноги в сапогах на атласные подушки, которыми был обложен диван в салоне «Панча», Макота потягивал ягодную настойку из стакана и закусывал вяленым мясом.