Когда я выбралась из ванны, по квартире вместе с детскими криками и шумом машин проносился холодный свежий ветер. Я пошла закрыть окно. Плетеная корзинка по-прежнему стояла на подоконнике, только лежали в ней не ключи, а крупные гроздья ярко-красной рябины.

Вскоре домой вернулась Валькирия. Мне показалось, что она выглядит расстроенной, но эта нотка печали враз превратилась в целое озеро неподдельного горя, когда она разглядела меня – простуженную, с медово-рябиновым напитком в руках и рассказом о кладбище наготове. И хотя болезнь моя уже успела перейти в отступление, поскольку ни одна бацилла на свете не сможет удерживать свои позиции, когда отравленный ею организм пускается в рискованное путешествие по слякотным болотам и запускает в ледяную жижу ноги и голые руки, а история о кладбище только собиралась рассказываться, Валькирия как будто увидела все заранее, причем в самом пагубном свете. Она переживала и никак не могла отделаться от назойливой тревоги. Я решила успокоить ее и поведала о своем маленьком приключении без излишних подробностей, всего в нескольких предложениях, и о походе за рябиной, конечно, не заикнулась вовсе. Но Валькирия почему-то расстроилась еще больше и даже завела прежнюю тему.

– Не злись, пожалуйста, – сказала она дрожащим голосом. – Просто я так беспокоюсь. Но… Ты уверена, что с этим Чтецом безопасно?

Какие глупые вопросы иногда задает моя Валькирия! Что может быть опасного в общении с человеком, который читает книги мертвым?

Но она и в самом деле почему-то была так напугана, что я решила придержать эмоции при себе.

– Конечно, безопасно, – заверила я. – Вот если бы я общалась с троеградцами – тогда другое дело. Я видела их кусочек кладбища. Жутко!

Мои слова не больно помогли. Меня это не особенно удивило, я уже давно привыкла к тому, что люди ни во что не ставят троеградскую угрозу, предпочитают просто не видеть ее, не думать о предстоящей войне.

Время шло, рябина подходила к концу, мое самочувствие улучшалось, а Валькирия все была как на иголках. Ты стал ее видением, призраком, всюду преследовавшим ее измученное сознание; она была уверена, что ты таишь угрозу и что Ару предупреждал непременно о тебе, и, значит, я нахожусь в страшной опасности. Она не хотела ничего слушать и говорить толком тоже ничего не хотела, только в волнении рассекала квартиру, закрывала и открывала окна и двери, плакала то от злости, то от страха. Я не знала, чем ей помочь и как ее убедить.

Как-то утром я решила в очередной раз попытаться отвлечь ее от тягостных мыслей. Выбрала самое простое и обыденное: посетовала, что рябина кончилась, а новую взять негде.

– Ну, где-то же они ее набрали, – рассеянно проговорила Валькирия. – Может, еще принесут. Ты ведь можешь у них попросить.

– У кого «у них»? – не поняла я.

– Ну, тот, с девочкой, что принес тебе рябину.

Я нахмурилась.

– Я не видела, кто принес мне рябину. Корзинка стояла на подоконнике, а когда я вернулась из ванной, в ней была рябина.

– Правда? – удивилась Валькирия. – Я как раз шла мимо дома и увидела. Прямо под окном стояла маленькая девочка. Она пыталась подпрыгнуть… Так смешно было. Конечно, ей никогда не дотянуться до окна! Я хотела узнать, что ей нужно, но меня опередили: Чтец подошел…

– Чтец?

– Довольно высокий, с каштановыми волосами, в руке книга в светло-голубой обложке… Чтец?

– Чтец, – подтвердила я.

– Он спросил, что ей нужно, девочка ответила, что ключи. Чтец сказал, нельзя вот так забирать что-то без спроса. И если ей очень нужны ключи, следует дать что-то взамен. Девочка протянула ему мешочек с рябиной. Он высыпал ключи из корзинки в подол ее пальто, а в корзинку положил рябину. Я думала, ты на кухне была и все видела, окно ведь было открыто…