«Kara Kitap», «L’isola del giorno prima»… Насколько я могла судить, турецкий и итальянский. «Ogniem i mieczem» – имя Генрика Сенкевича рядом с этим названием заставило меня подумать, что это польский язык. Все бы ничего, но дальше! Ряды иероглифов, схожих и все-таки различимых. 源氏物語 – наверняка японский. 史記 – тоже японский или, быть может, китайский. 김만중 – должно быть, корейский. Различные вязи. أَلْقُرآن – не нужно быть знатоком арабского, чтобы узнать Коран. Удивительное многообразие!
От изучения башен меня отвлек громкий стук. Ты отправился открывать; щелкнул замок, скрипнула дверь, и пришедший тут же поинтересовался с ноткой отцовской строгости в голосе:
– Ты что, не один?
– Не один, – подтвердил ты. – Заходи. Это Птицелов, и она хотела с тобой поговорить.
– Да? Интересно, о чем это.
Ангел! Неудивительно, что его голос показался мне знакомым.
Я оделась и снова оглядела твою комнату, на этот раз в попытке обнаружить что-нибудь, что могло бы привести меня в относительный порядок. На первый взгляд ничего не нашлось, все подобные вещицы наверняка были в ванной, как и положено, а не простирались длиннющими рядами вдоль стены, как у меня дома.
Но проверить все равно следовало, и я заглянула за книжные башни, чтобы увидеть стену. И – вот оно! Конечно, никаких рядов косметических средств вдоль пыльного плинтуса не стояло, зато валялась одинокая расческа. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы выудить ее из книжнобашенного заточения.
Расческа оказалась пластмассовой, с длинной ручкой, украшенной мелкими стразами. Я покрутила ее в пальцах. Было совершенно очевидно – женская, и слой пыли на ней соответствовал виду твоих зарубцевавшихся шрамов. Я решила, что нужно положить ее обратно. Ты наверняка не знал об этой забытой вещице, и ни к чему было ей показываться тебе на глаза, какой-нибудь шрам мог снова закровоточить…
Я собиралась снова закинуть ее за башни, но тут послышались приближающиеся шаги. Времени не оставалось, и я торопливо сунула расческу себе под одежду – как раз вовремя, чтобы ты ничего не заметил.
– Пришел Ангел, – сообщил ты.
– А у меня нет расчески, – вздохнула я.
Ты отвел меня в ванную и щедро разрешил пользоваться всем, что попадется на глаза. Позволение с подвохом, потому как мне не могло вот так сразу попасться на глаза то, что хранилось в двух шкафчиках, стоящих у стены. В них было множество дверок и ящичков, так что они напоминали один большой ванный секретер. Меня снедало любопытство, но я все-таки сдержалась и воспользовалась твоим заветом, то есть тем, что стояло на полках под зеркалом. Заставлять ждать Ангела было нехорошо, поэтому я только умылась и причесалась, что заняло всего пятнадцать минут. После этого я вышла на миниатюрную кухню, в которой едва умещались стол, холодильник, раковина и одна-единственная антресоль. Стульев было два, и на одном из них расположился Ангел. Он был точь-в-точь таким же, как в нашу прошлую встречу, только одет совсем по-другому…
Так я подумала, но в следующий момент спохватилась: нет, Ангел одет так же – ведь он, как и тогда, был в сутане. Просто вместо живого человека мне вспомнилась статуя на кладбище. До чего же эти лица были похожи!