И он поднял над головой прозрачный пластиковый пакет с небольшим розово-коричневым предметом внутри.

– Узнаете?!

Рудаков даже отшатнулся от неожиданности и напора:

– Н-н-нет…

– Не удивительно! Вы попросту боитесь это узнать! – Тощий, потрясая пакетом, обратился к залу, – Перед вами точная копия сосиски в тексте, купленной и съеденной Артемием Андреевичем у входа в метро Таганская в возрасте тридцати одного года, одного месяца и двадцати двух дней!

Зал взорвался. Это уже не были крики отдельных людей, а целый ураган праведного гнева. Звуковая волна швырнула Рудакова на паркетный пол с такой силой, что перед глазами расцвели яркие радужные круги. Приподнявшись, он увидел, как на сцену лезут разъяренные повара, на ходу превращаясь в мерзких скользких тварей.

Ужаса не было, только спокойная обреченность. Вот и все…

Когда бородавчатые лапы почти дотянулись до Рудакова, в его ушах зазвучал мягкий и спокойный голос Белого.

«Учись понимать язык сфер. А сейчас тебя спасет инъекция адреналина».

Свет в зале погас. Рудаков почувствовал, что летит в пропасть, дыхание перехватило, а желудок подкатил к горлу…

Полет завершился мягким ударом и слабостью, охватившей все тело эластичными путами. Темнота понемногу расступалась. Рудаков напряг зрение и смог, наконец, разглядеть склонившуюся Наташу и доктора в белом халате со шприцем в руках.

– С возвращением, дорогой, – сказала Наташа.

Виктор Сергеевич всегда внимательно выслушивал советы, но при этом не терпел возражений. Эта свойство было известно всем сотрудникам Администрации, поэтому внезапная настойчивость Доброго-Пролёткина в отстаивании собственной позиции оказалась полной неожиданностью.

На настырного советника не подействовал даже резкий тон начальника.

– Виктор Сергеевич, я настоятельно рекомендую последовать изложенному плану. Поверьте, это крайне важно!

Он говорил тоном просительным с мягкими интонациями, сопровождая речь поклонами, кивками и прикладыванием рук к сердцу.

Виктор Сергеевич задумался. С одной стороны, сама идея визита к лежащему в больнице Рудакову выглядит безумной. С какой, собственно, стати? И потом, этот жест моментально поднимет новую волну обсуждения связи нападения на журналиста со статьей об Анечке. Невесть откуда взявшиеся подробности его личной жизни уже обсуждали все, кому не лень, всплывали интимнейшие детали, и невольно закрадывались мысли, что умница-красавица сама эти детали и раскрывала…

С другой стороны, он не мог припомнить случая, когда рекомендации Доброго-Пролёткина оказались бы неправильными. Конечно, общие рассуждения о «воздействии на комплексную информационную среду» не убеждали, но опыт подсказывал прислушаться к советам, тем более, высказанным с такой настойчивостью.

– Вы уверены? – наконец решился Виктор Сергеевич.

– Более чем когда-либо! – радостно воскликнул советник, – Да вы и сами убедитесь, что это – единственно верное решение!

– Ну ладно… – неуверенно сказал Загорский.

– Прекрасно, – расплылся в улыбке Добрый-Пролёткин, – запомните эту минуту, возможно, вы приняли самое важное решение в жизни! А сейчас, разрешите удалиться, мне необходимо все организовать!

Виктор Сергеевич кивнул, и советник, непрерывно кланяясь, попятился к двери. Загорский подумал, что это уже перебор, выражать благодарность руководству можно и в менее навязчивой форме, но вслух ничего не сказал.

Добрый-Пролёткин проделал подготовительную работу с поразительной скоростью. Не прошло и получаса, как он доложил, что все готово, и необходимо выезжать как можно скорее. Виктор Сергеевич от такой оперативности испытал что-то похожее на раздражение: только сосредоточился на бумагах, вник в содержание и разобрался в смысле хитро составленных предложений, как приходится отрываться от дела и заниматься клоунадой. Политической, красиво обставленной, исполненной в благородно-сентиментальных тонах, но все-таки клоунадой.