– Почему санитары? – Не понял Дрона.

– Значит, неизвестные?

– Почему «неизвестные»? Очень даже известные. Иван-дурак. Вы всё ещё не верите, что это заговор? Яйцо украли, Елену похитили!

Штырц и ММ отошли в сторону.

– Если это план Х, то в нём слишком много допущений. – Покачал головой ММ.

– Тем он и хорош. Чистая импровизация, живое творчество масс.

                              ***

– Мой человек, Игорь, был у вас неделю назад. Помните?

– Игорь, Игорь. – Задумался Саша Пеночкин, генеральный директор кооперативной лавочки «Товары и услуги. Нет ничего невозможного».

– Маленький такой, горбатый, с длинным носом.

Саша Пеночкин лгал. Он отлично помнил «маленького, горбатого» и его необычный заказ. У местного истеблишмента и фантазия скудна и финансы поют романсы. Саша Пеночкин набивал цену. Вот, мол, завален работой, где ему всех клиентов упомнить.

– Я Бальзам Ополаскиватель.

– Кто? – Опешил Саша.

– Бальзам – имя. Ополаскиватель – фамилия.

– Первый раз встречаю человека… – растерянно пробормотал Саша. Ну, «Бальзам». Ну, предположим. Графа Калиостро тоже звали Бальзам или Бальзамо, не важно. Но, « Ополаскиватель»?

– Плачу наличными и в валюте. – Прописал лечение Сашиному склерозу Бальзам.

– Конечно, конечно! – Засиял Саша. – Игорь. Такой маленький, горбатенький, с длинным носом. Один глаз рыженький, другой стеклянный. Как же, как же. Отлично помню. Специфический заказ, сложный. Пришлось побегать, попотеть. Институт Мозга и Сна, знаете ли, режимное предприятие. Я бы, даже, уточнил – старорежимное предприятие.

– Вы достали? – Терял терпение Бальзам.

– Э, э.

– 10 тысяч американских долларов, здесь и сейчас.

– Э.

– 15.

– Э.

– 15. – повторил Бальзам.

– Да, – треснул Саша. – Достал. Но деньги вперёд.

– Я могу быть уверен, что это именно то, что я заказывал?

– Товар с документами. На документах подлинные печати и подписи.

– Покажите.

– Э.

– Документы покажите.

Ворох старых бумаг Бальзам понюхал, послюнявил, отгрыз уголок, пожевал, ворочая скулами как камнедробилкой.

Пожевал, проглотил, прислушался к ощущениям. Верно, подлинник. Вон, как желудок забеспокоился, заохал, завертелся. Ничего, лентяй, поскрипит, поскрипит, да к обеду управится.

15 тысяч упали на стол перед Сашей со звуком шмеля, что накушался нектара выше взлётной возможности.

Осторожность, рассудок, остатки гордости и достоинства согнулись под их тяжестью с угодливостью пружин старого дивана.

Бальзам глазом моргнуть не успел, как Саша смахнул деньги рукавом со стола в невидимый схрон. Может быть, в ящик стола?

Улыбаться Саша не умел. Не улыбка у него была, а судорога, словно зубами лёг на булыжник. – Одну минуточку, – сказал он и полез под стол. Под столом у Саши был сейф.

                        ***

Фима Брускин истомился в борьбе внутренних противоречий. Его распирало желание немедленно поделиться с кем-нибудь новостью от Дроны, но долг гражданина и пресс-секретаря взывал к необходимости сохранять секрет. По крайней мере, до того, как о нём узнает сам Кощейко Бессмертных.

Обязанность же сообщить Кощейке о его очередной неприятности, Фима предпочёл бы оставить тоже кому-нибудь другому. К сожалению, никого другого, кто добровольно взялся бы исполнить эту обязанность, Фима не знал.

Будучи человеком, особо приближённым, Фима знал закулисье того, как делается такая чудовищно прекрасная вещь как демократия и знал, кто есть по существу вождь, учитель и отец свободы. Фима своего начальника боялся.

– А сочиню я ему служебную записку, – осенила Фиму спасительная идея. – Возьму выборку из сводки происшествий МВД за сутки. Сделаю вставку, где-нибудь ниже перестрелки банд милиционеров с бандами эксгибиционистов, но выше столкновения гей-парада с маршем «голодных кастрюль», и подсуну перед обеденным перерывом. Кощейко любит нагонять аппетит чтением или созерцанием кровавых соплей.