Так уж издавна повелось у народа заритов, что человек в течении жизни мог поменять имя, данное ему при рождении. Иногда это делалось для того, чтобы отметить заслуги соплеменника, иногда – с целью запутать злых духов, которые так и норовят навредить добрым людям. Юношу Гая стали называть Туробором после совершенного на охоте подвига.

В тот раз один нерасторопный охотник легко ранил могучего лесного быка, чем только привёл его в ярость. Всем молодым зверобоям грозила неминуемая смерть от рогов и копыт рассвирепевшего животного, стремительного и несокрушимого в нападении. И только молодой богатырь Гай, призвав на помощь богов, проявив ловкость и силу, успел схватить тура за острые рога, и запрыгнув ему на спину, повалить на землю. Молниеносный удар клинка завершил поединок победой человека.

Вайзы всегда были умелыми охотниками, но такого отчаянного поступка даже старцы не помнили. Как же называть после этого юного зверобоя, если не Туробором? А когда старый вождь пожелал удалиться на покой, то сам предложил вайзам избрать своим приемником Туробора. Почётная и хлопотная должность вождя никогда не передавалась в заритских племенах по наследству: её надо было заслужить.

Молодой охотник кроме силы, доставшейся от отца, славился ещё и умом и добротой. Словом, он будто родился для того, чтобы стать во главе племени. И он принял с благодарностью предложенную сородичами честь, обещая перед статуей Всевышнего Ратула не посрамить ни имени своего, ни звания. Эту клятву вождь вайзов ни разу не нарушил.

От центральных ворот крепости мощёная камнем улица выходила на храмовую площадь. Сам храм Ратула, срубленный из крепких брёвен, стоял на краю площади, представляя собой прямоугольник с покатой крышей, увенчанной шпилем. В конце длинного зала возвышалась статуя Верховного Божества: трёхметровое изваяние крылатого человека, отлитое из чистого золота. В каждой из трёх глазниц светилось по камню изумруду, а губы краснели рубинами. При свете чадящих факелов фигура выглядела настолько величественной и грозной, что невольно внушала неподдельный трепет и страх мужчинам, собравшимся на совет племени.

Только в особо важных случаях Совет собирался не в доме собраний, а в Главном храме всех заритов. Но в этот раз представителей соседних племен не пригласили, поскольку город находился в осаде, и каждый спасался, как мог.

По бокам жертвенника из розового мрамора стояли вождь Туробор и Верховный жрец Шама, оба в парадных одеяниях. На вожде поверх красивых и дорогих доспехов был накинут алый плащ, а голову венчал шлем в виде короны. Жрец был одет в белый, спадающий до пола хитон, а на голове красовалась шапка из меха рыси – свирепой лесной кошки.

Напротив их, лицами к статуе бога стояли вожди вайзовских кланов, старейшины родов, посвященные жрецы – созидатели и воевода Эскул. Отблески пламени озаряли суровые, бородатые лица мужчин и плясали тенями на бревенчатых стенах. Все чувствовали торжественность и важность момента, и ответственность за людей, избравших их своими старейшинами. Первым, как и полагалось, заговорил Туробор.

– Мудрейшие! – всем вам известно, какая беда постигла нашу землю. – Наши братья – южные зариты уже стонут под пятой чужеземцев и многие из них погибают в эти мгновения. Сердца наши полны скорби, но мы ничем не можем помочь другим племенам. – Врагов слишком много. Даже, если бы нам удалось собрать всех заритских воинов, то и тогда на одного нашего ратника пришлось бы по три десятка захватчиков. Уже на рассвете кочевники пойдут на приступ. Наши воины должны продержаться на стенах завтрашний день и ночь. За это время наши семьи, вместе с имуществом и скотом тайно покинут город.