*

– Ты знала! Скажи, ты знала! – набросился он на мать, едва выпрыгнув из люка корабля.

– Странно, что ты не знал, – спокойно заявил Грум, выбираясь из гамака.

– И что, я теперь до положительного заключения комиссии не смогу никуда полететь?! А в Кошачий глаз так вообще не смогу?! Даже когда мне разрешат продолжить миссии?! – кричал Курт.

– Чего ты орешь? – спокойно заявил Грум. – Ну, было бы тебе разрешено лететь в Кошачий глаз, что дальше? Твой летающий тазик туда попросту бы не добрался.

– Чего?

– Хорош беситься. Включай голову. Твой звездолет не рассчитан на дальние полеты. Думаешь, крейсера мотаются на дальние рубежи исключительно, чтобы суметь надрать кому-то зад? Если так, то я просвещу тебя: сражение – последнее из списка задач материнского корабля. Скажу больше: в условиях современности, оно вообще запрещено. Если ты считаешь иначе, значит, забыл основное правило оперативника – конфликт с местным населением означает провал миссии. Открыл огонь – выдал себя. Итог: ты хреновый оперативник и нечего тебе делать в составе опергрупп.

– Но как это нельзя открывать огонь? А если ситуация безвыходная? Разве крейсера не должны защищать оперативников? Разве наши жизни больше не ценны?!! – эмоционально возразил Курт.

– Опять он орет, – Грум со вздохом посмотрел на друга. – Выпей-ка успокоительного чайку на травках, – он дал знак роботу принести еще стакан напитка.

– Не хочу я твоего чаю!

– А кто тебя спрашивает? Пока твой рот будет заткнут чашкой, может, наконец, прекратишь вопить и послушаешь старших.

Сказанные спокойным тоном слова Грума возымели на Курта усмиряющее воздействие и он, приняв из металлической клешни робота стакан, сделал глоток.

– Я понимаю, что тебя захлестывают эмоции. Я понимаю, что ты жаждешь помочь Карине. Но в данном уравнении слишком много неизвестных. Даже имея возможность добраться до Гекты, действовать пришлось бы вслепую. Это повлекло бы неизбежные ошибки. А дальние рубежи подобного не прощают.

– И что ты предлагаешь? Сидеть, ничего не делая? Сделать вид, что видео от Карины не было? Может, вообще сказать себе, что никакой Карины не существует и жить спокойненько дальше?

– О, это было бы идеально, – вставила реплику Мидея, и Курт ответил ей злобным взглядом.

– Я понимаю тебя, друг. Понимаю очень хорошо. Но каждый раз, когда ты брался за дело, главным для тебя был неизбежный позитивный результат. Хочешь помочь Карине? Думай! И думай хорошо. Эмоции никогда не были тебе помощником. А сумеешь нащупать жизнеспособный вариант, мы тебе поможем его довести до ума, а может, даже и осуществить.

– Мы? – она вопросительно посмотрела на Грума.

– Мы, – уверенно заявил бывший наставник, ответив прямым взглядом на взгляд матери друга. – Извини, Мидея, но раз уж ты допустила столь сильное увлечение сына неугодной тебе девушкой, тебе придется ему помочь.

– Как? Вновь начать скакать по дальним рубежам, обвешанная приборами и оружием будто, украшенный гирляндами, праздничный столб?

– Если понадобится.

– Ты сошел с ума! – четко выговаривая каждое слово, заявила она.

– Есть малясь.

– Ты… – лицо красавицы покрылось возмущенным румянцем, – тебе, что, происходящее нравится?! Ты словно восхищен идеей!

– Вовсе нет. Хотя мне искренне любопытно, во что выльется для Пальмирро история с Гектой. Но вот отсутствие информации… В идеале было бы поговорить с Алоисом и остальными Вершителями, но то отражение звездолета… Они не могли его не заметить… А если заметили, почему не указали в аналитиках? Вершители что-то темнят. О чем-то умалчивают… Такое вообще возможно? – он взглянул на Мидею. – А если да, то зачем? И что именно из всего этого известно Алоису?