– Так то – мэр, – усмехнулся Иван. – Любой политик в нынешнее время приносит больше зла чем самый кровожадный бандит, поэтому когда он умирает народ не в церковь идет службу стоять за упокой, а в какую-нибудь кафешку или бар, где отмечает избавление от очередного кровососа.

– Какие-то у тебя экстремистские взгляды, Ваня, – иронично пожурил его Вадим. – Для полицейского как-то неправильно так думать.

– А я в первую очередь – человек и гражданин своей страны!

– Либерал?!

– За такие слова можно и отхватить! Ладно, пойдем работать.

Они зашли в просторное помещение собора, и тут же им в нос ударил резкий запах церковных благовоний, которыми густо пропиталась вся атмосфера церкви. Люди подходили к тяжелому роскошному гробу, установленному в центре с такой целью, чтобы казалось, что все святые со своих икон печально смотрят на молодое бледное лицо покойницы. У изголовья стоял пожилой священник с седой аккуратно подстриженной бородой и негромко бормотал молитвы, кивая каждому, кто подходил и возлагал цветы.

Поляков и Смирнов встали недалеко от гроба, но на достаточном расстоянии, чтобы незаметно наблюдать за всем происходящим.

Некоторое время ничего особенного не происходило. Собравшиеся разбивались на небольшие группки и тихонько перешептывались. Все взволнованно ожидали появления главного скорбящего.

Внезапно в дверях появились два крепких молодых человека. Бросив быстрый взгляд в толпу, они переглянулись и отступили в сторону. Через секунду появился огромного роста и богатырского телосложения мужчина годам ближе к шестидесяти. Он шел слегка согнувшись, не обращая внимания на посторонних. Глаза его были устремлены вперед к тому месту, где стоял гроб.

Ему не пришлось проталкиваться сквозь толпу – все расступались перед ним с невольным уважением, какое внушает несчастье. Его глаза опухли и покраснели: скорее всего, ночь была бессонной.

– Никогда не видел его в таком состоянии, – прошептал Иван на ухо Вадиму

– Оказывается, он тоже человек, да? – серьезно произнес Поляков. Иван ничего не ответил.

Николай Александрович подошел к скорбному сооружению, где покоились останки его любимой дочери. Священник живо подскочил к нему, намереваясь что-то сказать, но посмотрев в лицо Вавилова передумал и слегка отступил. Вавилов же словно ничего не заметил, он просто стоял и смотрел на умершую.

Это продолжалось несколько минут, во время которых смолкли все разговоры и воцарилась абсолютная тишина. После Николай Александрович выпрямился и повернулся к собравшимся.

– Я очень благодарен всем, кто нашел время и явился сюда попрощаться с моей дорогой девочкой и заодно поддержать меня в эту сложную минуту, – глухим, но недрогнувшим голосом сказал он. – Спасибо, я никогда этого не забуду.

Эти слова послужили сигналом, и люди стали по очереди подходить к Вавилову, чтобы лично принести соболезнования. Николай Александрович принял более живой вид, сердечно благодарил каждого и крепко пожимал протягиваемые ему руки.

– В каком все-таки обществе мы с тобой оказались, – снова зашептал Смирнов. – Куда ни плюнь – везде денежные мешки да политики.

– И как они все перед ним прогибаются, – ответил Вадим. – Словно он им – отец родной.

– Ну, в каком-то смысле для некоторых так и есть. Вон, например, видишь того длинного парня с золотым браслетом? Это Сергеев – хозяин местного издательства "Водолей".

– Я знаю кто это такой, – кивнул Поляков. – Помимо всего он – гомосексуалист, и есть подозрения в склонности к педофилии. На него уже поступало несколько жалоб…

– Которые очень оперативно отзывались, и дела так и не пошли в ход, – заметил Иван. – До меня доходила информация, что именно Николай Александрович проявлял к этим инцидентам повышенный интерес.