– Мы имеем дело с настоящим кризисом современной науки, не надо обольщаться на сей счет. Современные академики чаще всего уже ничего не знают о науке, они заняты совершенно другим. Наука высохла, испарилась, умерла вместе с последними учеными, – Мастер хмурится. – Если вы посмотрите, то увидите, что все современные ветви и направления науки созданы немногими гениями. Посмотрите на пока еще славные академические институты: они когда-то создавались под гениев-основателей.

Нынешние академики на 94 % процента всего лишь администраторы и эпигоны, целостным взглядом на науку не обладающие. Ничего нового и эпохального они не создают. Но зато они могут давить и душить то, что им неугодно. То, что им не нравится и выставляет напоказ их бесплодность и ничтожество. В этом и кроется их власть. К кому государство идет за «авторитетными заключениями»? К ним. Кого нужно привлечь, чтобы успешно «пилить Сколково»? Нынешних академиков. Они вхожи к первым лицам и их помощникам. А через них они в силах утопить кого угодно, любое открытие, любое изобретение. Вы понимаете всю глубину проблемы, Максим? Они ведь давно не ученые, а бюрократы от науки…

– Прекрасно понимаю. Более того, скажу, что она далеко не нова, – отвечаю Мастеру. – С нею столкнулись еще создатели советского Дома занимательной науки в Питере-Ленинграде 1930-х. Я тут недавно отыскал воспоминания одного из создателей Дома, писателя Льва Успенского, опубликованные в 1972 году в журнале «Техника – молодежи». Оказывается, уже тогда остепененные ученые могли забывать буквально азы своей науки. Я даже выписал себе этот отрывок.

«…Обычный рабочий дэзээновский день. Я веду экскурсию в своем отделе географии. … Камский предупреждает меня: из кассы ему сообщили, что в Дом пришел профессор ЛГУ, известный физик. Точнее, его привел десятилетний внук, уже побывавший у нас со школьной экскурсией. Внук настроен восторженно, дедушка – скептически. И вот Камский просит “посадить профессора несколько раз в лужу”.

Такие случаи повторялись периодически, и Камский мгновенно оповещал все отделы о приходе ученых скептиков. И мы знали, что надо делать. Почтенный физик приходил в отдел астрономии и вступал в спор по поводу точки восхода и заката солнца. Светило наше садится точно на западе и восходит именно на востоке только в дни равноденствия, весеннего и осеннего. Внуку это уже известно, а дедушка о том, конечно, давно забыл. “Дедуня, ну что же ты!” – восклицает мальчик с глубоким изумлением.

Затем любознательная пара переходит в отдел географии, ко мне.

И здесь обнаруживается, что дед совершенно запамятовал точные доказательства шаровидности Земли. Он приводит доводы в пользу того, что ее поверхность искривлена, что она – некое округленное тело, может быть, похожа на яйцо или бублик, а до шаровидности так и не добирается. Я, экскурсовод, опровергаю его построения, а затем приглашаю внука поправить деда, поскольку внук уже знает секрет истинного доказательства.

И профессор уже не обижается, когда даже в отделе физики выясняется, что, отлично зная квантовую механику, он как-то запамятовал нечто из азов своей науки. И он уходит от нас уже не скептиком, а нашим сторонником…»

Очень интересный отрывок, Виктор Иванович! Он говорит о том, что далеко не все, что какой-нибудь современный академик изрекает по поводу новой разработки или изобретения, нужно принимать на веру. Потому что, как свидетельствует опыт, даже признанное светило, углубляясь в свою специализацию, может изрядно позабыть все остальное и понести совершеннейшую чушь! Несколькими словами такой «критик» может погубить все: ведь чиновники и бизнес верят ему. А он может банально ошибиться. Но если во времена Дома занимательной науки в тридцатые были живы понятия чести и совести, и даже маститый ученый, совершив ошибку, мог это признать, то нынче – дело иное. Укажешь некоторым нынешним академикам на их ляпы или на откровенно безграмотное заявление – угодишь в их смертельные враги. Не простят, примутся злобно тебя уничтожать.