– И король Эдвард и принцы Говард и Гартмунт внезапно умрут? – не смог удержаться от последнего вопроса советник.

– Несомненно. Они ведут крайне опасную жизнь. Эти постоянные охоты, знаешь ли, мелкие стычки с соседями, невероятное количество выпиваемой отвратительной сивухи.. Да мало ли, что может случиться, – задумчиво, как будет уже выбирая лучшую причину для смерти своего мужа и пасынков, произнесла эльфийка. – Кстати, хорошо, что ты поднял этот вопрос. И от тебя может быть польза. Проследи за здоровьем моего муженька. Как бы с ним чего не случилось раньше времени. Пока Эдгар не укрепится в Наймюре, он должен быть жив – здоров. Да и, вообще, наверное, будет лучше, если сначала безвременная кончина, – процитировала она послание, полученное из Совета Мудрых, – постигнет принцев. И да, нужно срочно восстановить доверительные отношения с Эдгаром. Где он?

– Он с утра опять, вопреки вашему запрету, поехал в Приют, – тихо промолвил Бертольд. – Я хотел доложить об этом в конце.

Мелисина нахмурилась, но очень быстро выражение ее лица изменилось на довольное, а губы тронула легкая улыбка.

– Это даже хорошо, – сказала она. – Его, конечно, позорная связь с Амалией станет тем, что позволит мне не только восстановить отношения с сыном, но и влиять на него. Эта Амалия, видимо, крепко засела у него в сердце. Воспользуемся этим.

Принц Эдгар, не торопясь, ехал по дороге между неухоженными полями и предавался тяжелым мыслям. Сегодня ему предстояли тяжелые разговоры с отцом и матерью. И не только тяжелые, но и бессмысленные. Принц это понимал, но также он понимал, что просто обязан обратиться к одному из них, а, скорее всего, и к обоим с просьбой, в которой ему откажут.

Эдгару были нужны деньги. Не для себя. Для Приюта, в котором покровительницей была Амалия. Его любимая, ненаглядная Амалия. Называть даже мысленно мать своего незаконнорожденного сына любовницей Эдгар не мог.

Его отец, король Эдвард, откровенно говоря, попросту сбагрив в Орден Милосердных свою младшую сестру, в последние два года прекратил помогать Приюту, в который сам же ее и отправил. Сестры Приюта бедствовали, но продолжали помогать несчастным – калекам, сиротам, оставшимся в результате пограничных стычек между королевствами без крова, да и всем, кто обращался к ним за помощью.

Сегодня Амалия не выдержала и расплакалась, беззащитно прижавшись к Эдгару. Она понимала, что он ничем не может ей помочь, и не хотела его огорчать, но не сдержалась.

– Эдгар, – сказала она. – Чем я провинилась перед Единым? От меня отвернулись родные, а теперь даже сестры Приюта смотрят на меня с осуждением. Неужели это наказание за нашу с тобой связь?

Нет, он должен постараться убедить отца или мать отправить пожертвование Приюту. Он будет унижаться, он согласится на все их условия, кроме требования порвать с Амалией, но выпросит такие необходимые его любимой лиры.

Отец, конечно, не даст, размышлял Эдгар, глядя на одетых в обноски сервов, копошившихся в поле. И Амалию он никогда не любил, и денег у него нет, а если даже появляются, то в его кошеле они не задерживаются. У матери денег много, продолжал он свои рассуждения. Только вечно полупьяный отец, да недалекие старшие братцы не замечают, что через своего верного пса Бертольда его матушка давно прибрала к рукам все хозяйство королевства, а главное – наладила торговлю дорогими эльфийскими товарами с соседями.

Как этого можно не замечать, Эдгар не понимал. Да достаточно пройтись по королевскому замку, чтобы увидеть, кто в нем истинный правитель. На половине матери была чистота, ни пылинки, ароматы цветов, на трапезы подавались изысканные блюда и дорогое эльфийское вино, служанки были одеты всегда не просто аккуратно, а даже красиво. Мать не терпела уродства ни в чем. И совсем другое зрелище ждало на половине отца. Настоящая берлога, где по углам могли валяться обглоданные кости добытого на последней охоте вепря, в бочонке, забытом прямо на столе в зале советов, плескаться и источать смрад сивуха, дружинники давно уже напоминали сброд или разбойников. Но отец считал, что так и должен жить настоящий воин, а потому с презрением смотрел на «эльфийские порядки», заведенные когда-то боготворимой, а теперь просто незамечаемой женой. Под стать отцу относились к окружающему и его старшие братья – Говард, который был наследником, и Гартмунт.