– Да ты, никак, обалдел! По званию надо называть в армии-то! Чего ты! – толкнул его локтем Сибиряков. – А между прочим, товарищ старший лейтенант, действительно, дело-то на мази!

Верно, верно! Интернационал, по сути дела, оркестр, можно было считать, играл сносно.

Егоров сказал, что все музыканты должны выучить свои партии на память и что с завтрашнего дня он будет проверять знание партии в индивидуальном порядке, и разрешил быть музыкантам свободными.

Да и время-то уже подходило к ужину. Старшина построил музыкантов, доложил Егорову и повёл их на ужин, взяв с собой нотную бумагу, и Егоров пошёл к комсоставской столовой.

По пути в столовую он вспоминал известные ему марши, но все они как один были явно не подходящими к воинским требованиям! Чудесен марш из оперы «Аида», но весьма сомнительно, чтобы под этот марш могли бы идти, да ещё в ритме 120 шагов в минуту, красноармейцы. Совершенно великолепен марш из «Сна в летнюю ночь» Мендельсона!

А как блестящ марш Прокофьева из оперы «Любовь к трём апельсинам»! Но не для движения войск эти марши! Даст разве батальон или рота под этот марш «ножку»? Ах, как нужны какие-нибудь, хоть старенькие, нотки или сборники…

Очевидно, у Егорова был очень задумчивый вид, что дало повод обратить на него внимание нескольким командирам в столовой.

– Какие проблемы решаете? Почему такой отрешённый вид? – спросил у Егорова Добровин, оказавшийся в столовой рядом.

– Проблемы?.. Верно, проблема! – И Егоров рассказал о том, что приближается день присяги, что оркестру надлежит играть, и что Интернационал он подготовил, а вот что делать с маршами, да ещё с такими специфическими, как Встречный, он никак не придумает.

– Гражданский вы человек, Егоров! Или, как любят выражаться наши кадровые служаки, «сугубо гражданский»! Что же додумываться-то? Если уж вы сумели расписать по голосам Интернационал, то уж пару-другую маршей запросто сделаете! – заявил ему Добровин.

– Ну конечно, сделаю. Но какие марши-то? Не знаю я их!

– Ну, давайте вспоминать!

Добровин нахмурил брови и стал что-то еле-еле слышно насвистывать.

– Да вот! Есть целая серия маршей под названием «украинских»… Они так и назывались, 1-й украинский, 2-й украинский. Хорошие марши. Кажется, Чернецкий их сочинял.

– Ну и что же? Я-то их не знаю…

– Да вы послушайте, они построены на основе украинских песен. Как и полагается, есть вступление, а затем, в ритме марша, какая-то песня, затем другая, потом третья и опять сначала. Вот и вся премудрость. Но сделано здорово! И, знаете, нога так и поднимается сама! Да я вам дома насвищу!

– Хорошо, спасибо! А Встречный марш? Какая между этими маршами разница?

– Встречный? Ну, во-первых он играется скорее обычного марша и, потом, как бы это вам сказать, более чеканный, более отрывистый и, пожалуй, более торжественный, что ли. Играется он мало. Очень мало. Да не волнуйтесь вы. Вы же можете всё записать нотами, домой придём, вон сколько с нами живёт старых вояк! Напомнят!

Когда Егоров и Добровин, придя домой, рассказали своим товарищам о задаче Егорова и необходимости помочь ему, помощь явилась сразу и в гигантских размерах. Все командиры стали вспоминать разные марши, начали напевать их Егорову, так что, в общем, записать он ничего не смог. Только Полтинин, оказавшийся весьма общительным и серьёзным человеком, до призыва в армию служивший инженером в ГАИ, из своего чемодана достал небольшую мандолину и, отведя Егорова в уголок, методично наиграл ему Встречный марш и сказал, что наиграл ему правильно и марш этот имеет название «имени М.И. Калинина». Потрясённый эрудицией Полтинина, Егоров записал марш и сделал клавир. В этот вечер он ничего не смог написать своей жене. Голова была забита какими-то музыкальными фразами, которые никак не могли удовлетворить совершенно непонятному требованию, «чтобы в минуту было 120 шагов»!