Хижину, в которой мы когда-то с ней прятались, я отыскал без проблем. Сразу после того, как мы прокрались за городские ворота, подрезав по пути пару стражников, я направил коня к лачуге. Продав с горем пополам коней Винсента, Гора, Морроу и Толсона, а моего, спрятав в безлюдной загаженной подворотне, мы просидели в землянке двое суток, опасаясь выходить на улицу. Я надеялся, что Семилианна сама нагрянет туда. Но запас хлеба, приобретенного за жалкие гроши, полученные нами за скакунов, закончился, а девушки не было. Тогда я открыл сундук, переоделся и, усевшись на своего измученного и голодного коня, отправился на поиски борделя, оставив своих друзей дожидаться в хижине.

Как только я свернул в переулок, то сразу блеск, роскошь и великолепие сменились серостью, убогостью и нищетой. Повсюду были лужи грязи и целые кучи испражнений. Запах, то затхлый, то зловонный, проникал в ноздри, и мне стоило больших трудов сдержать себя и не вырвать на заплесневелый, покрытый зеленой бахромой кирпич стен, на груды полуистлевшего тряпья. Кварталы бедняков разительно отличались от кварталов знати.

Переборов очередной приступ тошноты, я внимательно осмотрелся по сторонам. Перекресток двух улиц показался мне знакомым, и я двинулся направо. Я почувствовал себя свободнее, пропало напряжение, в моих движениях появилась уверенность. Я вспомнил дорогу, и теперь летел по вечернему городу, торопясь скорее увидеть Семилианну. Кружась в лабиринте переулков, подворотен и улиц, я спешил обнять королеву троверских проституток, которая полтора месяца назад спасла меня от верной смерти. Еще поворот, и я оказался как раз напротив вывески "Страстная куртизанка". Спрыгнув с потного коня, я открыл дверь большого богатого дома. Навстречу мне вышла смазливая девчонка лет семнадцати и, сделав легкий реверанс, спросила:

– Чего изволите?

– Мне надо поговорить с твоей госпожой, милочка, – ответил я, улыбнувшись ее жеманным манерам.

– А разве я тебе не нравлюсь, дружок? – прощебетала юная распутница. – Тем более госпожа уже давно никого не принимает.

– Солнце, позови Семилианну, – продолжая улыбаться, сказал я.

– Как хочешь, – с напускной обидой во взгляде и в голосе бросила она, и, шурша юбкой и вихляя бедрами, скрылась в боковой комнате.

Через несколько минут оттуда вышла Семилианна. Некоторое время она, прищурясь, смотрела на меня, не узнавая, но после лицо ее прояснилось, и она бросилась мне на шею. Зацеловав меня до полусмерти, измазав при этом кармином, она потащила меня за собой по лестнице наверх. Когда мы оказались в маленькой комнатке с большой кроватью, девушка стала раздевать меня, отрывая пуговицы с мясом, при этом встав на носочки и слюнявя мне ухо. Нимфоманка прямо какая-то!

– Семилианна, что ты делаешь?! – задал я глупый вопрос.

– Я соскучилась за тобой, Мэтлок, – выдохнула она, сдирая с меня рубашку.

– Но не до такой же степени, милая!

– Я поклялась себе после той ночи, что больше ни один мужчина, кроме тебя не прикоснется ко мне!

Понятно. Изголодавшаяся женщина, если не сказать погрубее. Я обреченно стягивал сапоги, сидя на кровати, а она кусала мне мочку левого уха и повторяла одну и ту же фразу:

– Я люблю тебя, Мэтлок!

Я лежал под измятой простыней, одной рукой приобняв прижавшуюся ко мне Семилианну, а другой то подносил ко рту вонючую сигару, то сбивал с нее пепел прямо на пол. Выпуская клубы едкого дыма, я рассказывал девушке о своих приключениях, приукрашивая историю вымышленными подвигами, преувеличивая масштабы сражений и выдумывая дополнительные опасности к тем, которым подвергся за прошедшие полтора месяца. Она слушала, округлив глаза, охая в наиболее страшных местах моего повествования и кивками подтверждая те из них, к которым я ничего не добавлял от себя, а пересказывал все, как было на самом деле. Конечно, ничего о Луизе, снах и отражении в зеркале она от меня не узнала.