– Что было дальше? – грубо спросил я, предвидя, что Толсон собирается пуститься в пространные объяснения того, как к нему приходят пророческие видения.

– Так вот, я и сказал отцу, что каждый раз это приходит по-разному, и нет какого-нибудь определенного промежутка времени, который может перепрыгнуть мой разум, потому что все это происходит на бессознательном уровне. Папа удивился, чему в свою очередь, удивился я. Я поинтересовался у него, зачем спрашивать то, что он должен обо мне уже давно знать. Но он ничего не ответил, а показал мне две гравюры, сделанные мной задолго до того, как произошли события, изображенные на них. Вообще-то у меня много их. У меня есть гравюрка, на которой барон Ролод трахается с графиней Долорес, еще есть…

– Не отвлекайся, – опять оборвал я его рассказ, заметив, что его глазки мечтательно смотрят в потолок, а губы расплылись в глупой улыбке.

– Папа сказал, что Мэтлок, ну то есть ты, парень, исчез. Он сказал, что ты – злой демон, и я должен особое внимание уделять тем возникающим у меня в башке картинкам, на которых будешь ты. Вообще-то папа всегда держал меня в курсе всех дел королевства. А когда я был маленьким, он учил меня читать и писать, приносил много интересных книжек. Помню когда-то он…

– Толсон!

– Да, да, я продолжаю. Он сказал, что с помощью этих картинок сможет выследить тебя, когда ты вернешься. Еще он попросил меня нарисовать по гравюркам твой портрет. Я выполнил просьбу, и отец забрал его несколько месяцев назад. А еще он предупреждал меня, что если ты попытаешься завладеть моими гравюрками, каким-нибудь образом пронюхав про тайную комнату и меня, я должен их уничтожить и ничего тебе не рассказывать, а то ты убьешь меня сразу, как только все узнаешь. А я очень боюсь смерти. Ты сейчас зарежешь меня?

– Нет.

– Честно? – испуганно и с недоверием спросил Толсон.

– Честно. Скажи, а что было изображено на этих обгоревших рисунках? – спросил я.

– Тут ты отрубил какой-то бабе голову, а тут ты участвуешь в Великой Битве, – сказал человечек, полностью успокоившись (я уже давно развязал его).

– Больше ничего не знаешь?

– Папа приходил, как и прежде, каждый месяц, а я отдавал ему рисунки, предварительно сделав себе такие же. Мне показалась занятной эта история, и я ловил в своих мозгах все, что было связано с тобой. А еще я…

Дальше я уже не слушал. Я устал. Одна ночь, а столько событий, столько новых загадок, новых фактов! Но сейчас я не хотел обдумывать и анализировать все это. Я хотел поесть и поспать. Мой организм нуждался в отдыхе, не говоря уже про разум. Я собрал все листки, рассыпанные по полу, и, толкая впереди себя Толсона, добрел до лестницы. Уже спустившись по ней на первый этаж, я спросил карлика, как отец проникал к нему в комнату, на что тот снисходительно ответил:

– Через дверцу в туалете, конечно.

Мы вышли во двор. Светало. Переступая через трупы гвардейцев, мы двигались к Гору Йовирку, ждавшему меня все это время возле резных дворцовых ворот. Увидев Толсона, он присвистнул:

– Что это за гномик?

Я увидел, как Толсон обиженно надул губы, но не стал ничего говорить ни тому, ни другому. Я нуждался в пище и глубоком сне. Пообещав все рассказать потом, я узнал у Гора, что все готово к пиру в честь победы. Значит, сон придется отложить на несколько часов, ведь не мог же я, предводитель победивших воинов, не попировать со своими отважными ребятами. Посадив Толсона перед собой, я кивнул Гору, и мы пришпорили коней, которые, высекая из мостовой искры, помчались в город.

Когда через сутки мы покидали Акресс, я подумал, что пророчества должны сбываться, и поэтому приказал своим воинам поджечь дворец Скворта.